— Да какой он князь, — стоял на своём боярин. — Изгой он, без рода и племени! От таких все беды!
Андрей чуть ли не с испугом покосился на боярина, который пережил на волынском столе четверых князей и служил пятому.
— Где князь Ярославец? — спросил он десятника, стоявшего поодаль. Спросил больше от желания досадить старому боярину. — Проводи меня на стену!
Святополчич всё гарцевал, разъезжая вдоль стены и разглядывая заборолы. Где-то тут давно стрела нашла грудь его брата Мстислава — единственного человека, которого сын Святополка Изяславича по-настоящему любил.
— Кто тут звал князя Андрея? — раздался голос со стены.
Ярославец развернул коня, ища, откуда донёсся голос, и увидел в щели юношу ненамного старше его сына Всеволода. Дружинник держал рядом щит, и Ярославец горько рассмеялся — трусит, видать, князь Андрей или же волынцы наконец-то научились беречь своих князей.
— Я князь Андрей Волынский! — закричал юноша. — Почто звал?
— Это мой город! — крикнул в ответ Ярославец. — И пришёл я своё достояние воротить! Коли хочешь быть цел, отопри ворота!
— А если не отопру?
— Тогда назавтра узнаешь, какова у меня сила! И тогда уж пощады не проси!
Андрей отпрянул от бойницы. Дружинник тут же поднял щит, загораживаясь от стрел. Ярославец заметил этот жест и рассмеялся, кивая своим:
— Крепко боятся! Эх, вояки...
— Кабы назавтра они нам жару не дали! — озабоченно промолвил Фёдор.
— Трусишь? — вскинулся князь. — Да мы их завтра опрокинем! Видал, какая силища нагнана? По бревну размечем!
— Так-то оно так, — кивнул Фёдор, — а только боязно на свои-то стены лезть!
— Ничего, — скривился Ярославец. — Андрей трусит. Мономах далеко, Мстислав, тестюшка мой, только и может подоспеть. К тому времени Волынь отопрёт мне ворота. А дома и стены помогают. Вот увидите — завтра мы въедем в город!
И Ярославец тронул коня, не спеша объезжая стену. Он знал, чем рискует — всегда сыщется чересчур рьяный или просто удачливый стрелок, который может попытаться убить одинокого всадника. Но под опашенем была надета добрая кольчуга с подбронником, а под шапкой — кольчужный капюшон, подарок Болеслава Польского.
3
Андрей Владимирич задержался на стене. Молодого князя терзали сомнения. Бывшие Ярославцевы бояре в один голос говорили, что не отступят и будут биться за Мономашича, но на душе было тревожно. Многие жили здесь слишком давно, успели прикипеть к городу, накопили богатства. Они готовы согнуться перед любым князем — лишь бы не трогали их имения. Сейчас они ещё хорохорятся, но завтра, испугавшись за свои животы, растворят ворота, сдаваясь на милость победителя. А что победителем будет Ярославец, сомнений не было. Вон как бегают глаза у Бреслава Заславича — боится старик, кабы не вспомнил Святополчич его измену! Ивор Вакиевич так вовсе сбежал.
В тяжких раздумьях Андрей спускался со стены. Он не был воином, подобно старшим братьям. Ни жёсткость Юрия, ни сила Мстислава, ни неистовство Ярополка не были ему даны. Неужто так бесславно окончится его княжение?
Рядом кто-то выступил вперёд, ломая шапку.
— Кнес...
Андрей остановился. Судя по безбородому лицу и нездешнему платью, перед ним был не русич.
— Кто таков и что тебе надо?
— Павел я, в дружине твоей служу, — с заметным иноземным выговором ответил дружинник. — Лях я родом.
— А, помню тебя, Павел-лях, — кивнул Андрей. — Чего тебе?
— Дозволь, кнес, службу тебе сослужим, я и брат мой Петро.
— Какую службу?
— Слышали мы, назавтра кнес Ярославце на приступ идти хочет? Так что будет, коли не пойдёт он на твой город?
— Как это можно? У него вон какая сила, да и жаждет он снова на стол сесть!
— А ежели заместо стола он в домовину ляжет? Он там сам-третей, войско его далече...
— Да ты что? — догадался Андрей. — Князя убить?
— Кнес Анджей, — лях поклонился, прижимая руки к сердцу, — на войне всяко бывает. Кнес сейчас один. Пустить стрелу — и всё.
— А полки?
— Войско не пойдёт. Куда оно без кнеса Ярославеца?
Андрей задумался. Честь не позволяла ему решиться на убийство князя — пусть и изгоя, пусть и мятежника. Будь на его месте Мономах или кто из старших братьев, они бы давно сами отдали такой приказ. Но молодой волынский князь колебался.
— Никто не проведает, что по твоему приказу, — продолжал увещевать Павел. — Сами выйдем, сами дело сделаем. А ежели попадёмся, так сумеем за себя постоять.