— Святые слова, сын мой, — утробно вздохнул игумен Степан. — Какой христолюбивый муж был твой отец! Монашеский и священнический чин почитал, давал всё потребное, церкви строил и украшал. За то ему великая честь и слава! Да и в мирских делах был он не последним, за что и благословил его Господь долгими летами, здоровьем и чадами добрыми! Вечная ему память!
— Аминь, — кивнул Мстислав. — Прослышал я от отца, что в твоём монастыре, отче, писалась «Повесть временных лет», к коей и отец мой руку приложил?
— Истинно так, сын мой. Игумен Сильвестр, коего я по промыслу Божьему сменил после его кончины, сам сию повесть составлял, описывая деяния знаменитого отца твоего.
— Дозволь взглянуть на сие летописание?
— Что ж, — игумен слегка крякнул, приподымая дородное тело со скамьи, — изволь, князь!
В соседней с кельей игумена каморке, на протяжении нескольких лет сперва Сильвестр, а после его смерти учёные монахи писали «Повесть временных лет». Двенадцать лет назад Владимир Мономах сам вложил её в руки Сильвестра и подробно рассказал, что надо писать, чтобы потомки ведали, какой праведный, набожный, честный был князь Владимир Мономах и как он радел за Русь, борясь с другими князьями, что думали только о себе и расхищали то, что он собирал. Особенному поношению подвергались Святополк Изяславич Киевский и Олег Святославич Черниговский — двоюродные братья Мономаха, ибо были его соперниками в борьбе за Киев. Оба были и ленивы, и сребролюбивы, и жадны, и грабили народ, обижали сирых и убогих, и была от них Руси одна только беда. И лишь Владимир Мономах был тем князем, который нужен земле.
Мстислав в тишине переворачивал пергаментные листы, вчитываясь в тщательно выписанные строки. На некоторых листах были заметны потёртости — здесь игумен Сильвестр соскабливал написанное Нестором и делал свои записи, по-новому рассказывая о старых событиях. Многое — война с половцами, убийство послов Итларя и Китана, борьба с Олегом за Чернигов, Любечский снем и последовавшее за ним ослепление Василька Теребовльского и война на Волыни — всё это прошло мимо Мстислава, княжившего в далёком Новгороде. До него доходили слухи — не более того. И сейчас, разбирая слова, он не мог точно сказать, как оно всё было на самом деле.
— Добро, — молвил он наконец, оторвавшись от чтения. — Великий труд создан в твоей обители, отче. Но ныне я великий князь и только мне решать, как будет писаться летопись и что в ней будет прописано. О том, как умирал мой отец и какими словами благословил нас, детей своих, да то «Поучение», что он нам прочёл, да каков он был в делах, — всего этого нет. Мой отец был лучше, чем прописано тут. И посему я забираю от вас сей труд. И сам решу, как и кто будет писать его дальше!
Игумен Степан еле скрыл своё разочарование. Он понимал, что это значит — летописание испокон веков ведётся в главном монастыре, который посещает князь и который больше получает от него даров. При Святополке таким был Печерский монастырь. Потом Владимир Мономах сделал главным свей любимый Выдубицкий. А сейчас, при Мстиславе, всё снова меняется.
Но если споришь с князем, то можешь нажить себе неприятностей — лишиться даров, подношений и жалованных угодий. И игумен Степан только сокрушённо покачал головой, когда несколько дней спустя боярин Иван Захарьич с отроками отвёз «Повесть временных лет» обратно в Печерский монастырь тамошнему игумену Прохору.
3
Уже осенью, вдоволь нагостившись в Киеве, наохотившись в Вышгородских лесах на оленей и кабанов, постреляв уток и гусей и погоняв зайцев, радостный ворочался в Новгород Всеволод Мстиславич. Молодой князь был счастлив. Дома ждала его молодая жена и малютка сын, по которым он успел соскучиться, привычные повседневные дела и близкие уже походы на емь и корелу. Правда, были и тяжкие труды — бесконечные споры с боярами, сидения с думцами и разбор бесчисленных взаимных тяжб. Старые бояре, помнившие молодым ещё его отца, слишком крепко сидели на своих толстых задах, слишком по нраву пришлась им сытая, тихая жизнь, а своих сыновей, таких же молодых и горячих нравом, как сам Всеволод, они держали в узде и не выпускали до самой смерти.
Всеволод ехал не спеша, вдоль берега Днепра. Задержался на несколько дней в Смоленске у брата Ростислава. Вместе съездили на охоту на днепровские берега. А оттуда уже двинулся через верховья Волги, Западную Двину и Ловать — к Ильмень-озеру и в Новгород.
Новгород встретил проливным дождём. Осенняя дорога раскисла, кони с трудом чавкали копытами по грязи. Не заезжая в город, Всеволод сразу свернул на Городище.