Всеволод сидел на стольце, переводя взгляд с одного боярина на другого и не зная, верить ли ему своим ушам или нет.
— А коли я вам сына не дам? — спросил он вдруг.
— Иван Всеволодич теперь не тебе сын, а нам князь. И коли что задумаешь, то мы своего князя защищать будем.
— А посадник? — ухватился Всеволод за соломинку. — Посадник что?
— Посадник Борис хворает, — нарочито скорбно ответил Мирослав Гюрятинич. — Покуда не выздоровеет, я за него.
Молодой князь опустил голову. Он не верил, что Новгород указал ему на порог. Бояре же засобирались спокойно и уверенно, словно были у себя дома. Они и правда были у себя дома, а он... Что — он?
Стукнула дверь — заглянула ключница:
— Князюшка, вина-то для пира какие доставать?
— Для пира? — охнул Всеволод. — Для какого пира?
— Да как же, князюшка! — опешила та. — За-ради твоего возвраще...
— Пошла вон, дура! — закричал Всеволод, замахиваясь. — Не будет пира! — Ключница проворно юркнула вон, оставив задыхающегося князя одного. — Мне теперь не за возвращение — за проводы пить...
И всё-таки Всеволод не сдавался. Ездил на поклон к посаднику — Борис испугался и отказался принять князя, сказавшись умирающим. Посетил епископа Кирьяка — тот только руками разводил и вздыхал, что на всё воля Божья. Пробовал созвать вече и переговорить с боярами в думе — безрезультатно. Но лишь когда бояре созвали ополчение и несколько сотен городских дружинников во главе со Ставром Гордятичем встали станом вокруг Городища, где жила Анна с Иваном, Всеволод понял, что всё кончено. В тот же день, собравшись и не обращая внимания на зарядившие опять дожди, он отправился в обратный путь, в Киев.
4
В начале зимы, когда встал санный путь, переждав распутицу в Смоленске у брата Ростислава, Всеволод наконец явился в Киев и с порога стал жаловаться отцу на неурядицы с новгородцами.
Тяжело легло княжье бремя на плечи Мстислава Владимирича. Летом половцы приходили вдругорядь, но их удалось отогнать. В монастыре, надорвавшись на тяжёлой работе, умерла вторая жена Владимира Мономаха, Анастасия. В довершение всех бед почил старый патриарх Никита. Русь осталась без духовного главы, а в Константинополе случились нестроения, и ждать оттуда в скором времени помощи не приходилось. За малое время, прошедшее со дня вокняжения, Мстислав словно постарел на несколько лет, согнулся и без улыбки, сурово сжав губы, выслушал Всеволода.
Тот сидел на лавке подле отца, подавшись вперёд и отчаянно взмахивая руками в такт словам:
— Молвили — дескать, ты от нас ушёл, а мы сами себе князя промыслили!.. И говорили, что сын мой Иван им более любезен, нежели я! А я родился в Новгороде, там княжить начал! На емь и чудь оттуда ходил!..
А они меня прогнали! Отец, мы не должны этого так оставить! Ты должен их покарать! Зазнались новгородцы — думают, коль из их князей великий князь вышел, так им всё можно!
Мстислав строго смотрел на сына. Всеволод был его первенцем, плодом любви к Христине. Он был внуком Мономаха, но сейчас было видно, что ни дедовой силы, ни рассудительного спокойствия, ни житейской мудрости не воспринял. Однажды новгородцы уже восстали против него — но тогда жив был Мономах. Он сразу заметил, откуда и куда дует ветер, и сумел остудить горячие головы, заковав в железа главных крамольников. Всеволод запомнил те годы и мечтал повторить то, давнее.
— Призови их в Киев, отец! — чуть не кричал он. — Пущай на Евангелии клянутся, что останутся верны твоему роду! Эдак они к нашим врагам переметнутся!
— Не переметнутся, — сказал Мстислав. — Они себе князем выбрали моего внука. Знать, за род мой держаться будут крепко.
— А как же я? — вскрикнул Всеволод. — Куда мне прикажешь идти? Изгоем стать? Ты — великий князь, отец! Прикажи им! Дед мой Мономах — тот приказывал!
— Новгород на отца и меня крамолу тогда ковал. Сейчас иные времена. Но я подумаю, что делать.
— Подумаешь? Отец, ты ещё думать будешь? — изумился Всеволод. — Тут действовать надо! Огнём и мечом!..
— Замолчи! — в первый раз за всё время разговора вспылил Мстислав. Он даже пристукнул кулаком по резному подлокотнику стольца, и Всеволод отпрянул, ибо не помнил отца в таком гневе. — Замолчи! Ежели мы на всех, кто косо смотрит, будем с мечом ходить, не останется от земли ничего! Дед твой, Мономах, много ратных дел совершил, а больше войны ценил мир. Я сам не раз в походы ходил, моложе тебя был, когда с крестным своим, Олегом Черниговским, ратился. Он брата моего убил, а я его простил и сам просил отца, чтоб не карал Олега за эту смерть! Брата убил! А ты о родном сыне забываешь! В Новгороде Иван! Он — в Новгороде князь! Как можно на своего сына войной пойти, тем более что он младенец сущий?