— Так ведь Иван... он младенец и есть. Мало ли чего... Ни града оборонить, ни... Да и захворать может, не ровен час, — забормотал Всеволод, идя на попятную.
— Вот это уже иные речи. — Мстислав взял себя в руки, остывая. — Негоже над Новгородом младенцу началовать. Об этом и будем думать, а не о том, как новгородцев к ногтю прижать!
Мстислав промолчал о главном — хотя из писем Мирослава Гюрятинича он кое-что знал и догадывался, что иные из старых крамольников не успокоились, но по-старому дела с ними иметь было нельзя. Верно говорят — пуганая ворона и куста боится. Не призовёшь уже вятших новгородских мужей в Киев, не приведёшь ко кресту — вспомнят старое и с места не двинутся. Вместо этого начнут вооружаться, чего доброго, впрямь призовут на подмогу кого-нибудь из мятежников. А Всеславово племя только того и ждёт. Сядет тот же Рогволд Всеславьич в Новгороде — вот и раскололась Русь на две половины.
— Ступай пока, — отпустил Мстислав сына. — После поговорим. Дела сего так не оставлю.
Оставшись один, великий князь долго ходил взад-вперёд по горнице. Надо было слать гонца в Новгород — пущай держат ответ, почто так поступили с его сыном. Гонцов следовало отправить как ко всей думе, так и к его доброхотам. А кто за него в прежние годы стоял крепче всего? Посадник Борис? Так, говорят, хворает он, на смертном одре лежит... Борис Вышатич? Помер недавно... Никита Ядреич мог бы — да один в поле не воин... Вот разве что Завида Дмитрича вспомнить? Дмитрий Завидич Мстислава кормил, за него в Киев ездил, Святополку укорот давал, посадником был и на посадничестве умер — почётно. Сейчас Завид Дмитрии муж не из последних, да и дочь его, Агаша...
Мстислав остановился. Про Агашу-то он и забыл! Иной раз по нескольку дней не видал жены. Она жила одинокая, общалась только с Евфимией Владимировной, Мстиславовой сестрой, которая так и жила в Киеве, воспитывая сына Бориса Коломаныча. Вторая Мстиславова сестра, Марица Владимировна, получила с сыном Василием в кормление небольшой городок в Межибужье и давно удалилась туда.
Тем же вечером Мстислав был у жены. Агаша мужа не ждала. Сидела на лавке у окна, рассеянно тыкала иголкой в шитье и слушала, как монахиня читает книгу. Ей было тоскливо. Хоть бы князь пир какой устроил — всё веселье! О муже Агаша думала последнее время отчуждённо — «князь». Он больше не был для неё Мстиславушкой, Мстишей и Соловушкой, как кликала его в первые дни. И сама Агаша всё больше лила слёзы, совсем забыв, как мечтала о замужестве и семейном счастье. Её мать всю жизнь прожила затворницей, её бабка выходила только в церковь или когда надо было ехать в село — так же, значит, суждено прожить свой век и ей. Но Агаша всё-таки была новгородкой. Густая кровь текла в её жилах. Она хранила верность супругу, но досада на то, что ею пренебрегают, занозой сидела в сердце и рождала грешные мысли. Уж больно красив Ерёма-стольник. А много ли надо одинокой женщине?..
Послышались шаги, и печальные думы как рукой сняло. Агаша не ждала мужа, но надеялась и потому не сдержала вздоха, когда слуга доложил, что великий князь желает видеть жену.
Княгиня встала, отложила вышивку и молча последовала в большую горницу, где принимала гостей из Новгорода. Князь уже ждал, неспешно прохаживаясь вдоль лавок.
— А мне с тобой речь повести надо, Агаша, — сказал Мстислав, когда жена появилась на пороге.
Княгиня остановилась, сложив руки. По голосу мужа угадала, что не о любви пришёл толковать, но сердце всё равно радостно стучало: вспомнил, вспомнил!
— Чего изволишь, княже? — спросила.
— Не скучно тебе живётся, Агаша? — словно не зная, с чего начать, спросил Мстислав.
Агаше хотелось поклониться и послушно-ласково ответить, что всем она довольна и ничего ей для веселья не надобно, но давняя обида слишком давно зрела в её сердце, и она воскликнула даже прежде, чем поняла, что выдал её язык:
— Как же не скучно! Живу взаперти, как в монастыре! Ты меня совсем забыл! Не люба тебе — так и скажи, а мучить нечего!
— Да разве ж я мучаю тебя, Агаша?
— А то нет! Сколь ночей одиноких я проплакала, ожидая тебя! Стал великим князем — и как подменили! Слова ласкового не дождёшься. Един раз вспомнил о жене — и то о делах заговорил!
— Агаша, да как ты...
— Я чую! Сердце у меня исстрадалось! Ой! — Она схватилась за голову, то ли опамятовав, то ли теряя рассудок от прихлынувшей горечи.