В те дни бояре собирались не в думной палате, куда было далеко ехать. Встречались друг у друга, сидели за накрытыми столами, хлебали щи и пили горячий сбитень, а потом, разомлев от еды и питья, неспешно принимались за рассуждения.
Много народа собиралось у Завида Дмитрича. Как-никак, Агаша, его дочь, была княгиней. Старый боярин сидел во главе стола, обращаясь то к одному, то к другому гостю.
Был уже вечер. Метель в кои-то веки раз перестала, облака разошлись, и на небо ярко высыпали крупные, к морозу, звёзды. Пора было на покой, но главного покамест не решили.
— Как промыслим, бояре? — уже который раз спрашивал Завид Дмитрия. — Может, хватит вокруг да около ходить, дадим-таки князю ответ?
— Да неужто он и так не понял? — Ермил Мироныч поискал глазами на столе — чего бы ещё съесть. — Не желаем боле по-старому жить — и всё тут!
— С князем нам ссориться нечего, — возразил Никита Ядреич, коего отец в своё время кормил молодого Мстислава. — Всё ж таки он нам не чужой!
— Вот сын его... — буркнул Ермил Мироныч.
— Да и Всеволод — тута родился. И Ивор, князюшка наш, ему как-никак сынок родной. Не по-божески это, отца с сыном разлучать!
— Чего ж? Пустить Ивора к отцу? А нам тогда чего делать? — подал голос посадник, который сегодня впервые за зиму выбрался из дома.
— Зачем — пустить? — сказал Никита Ядреич. — Пущай и Всеволод назад ворочается, коли охота...
— Да почто, бояре? — не выдержал и стукнул кулаком по столу Ставр Гордятич. — А почто же мы его от себя пускали? Что ты, Никита, Киева испугался?
— Киева не боюсь, и порубов тамошних тоже, — сказал, как отрезал, Никита. — А токмо вот о чём я толкую — коли назад Всеволода пущать, то чтоб сделать всё, как мы хотим.
— То есть как?
— Желает Мстиславич опять князем нашим учиниться — так пущай и роту с Новгородом примет — что не трогать ему наших вольностей! — подхватил речь Завид Дмитрии. — Агаша моя о том же писала — как бы исхитриться сделать так, чтоб Новгород свои вольности отстоял.
— А ведь верно, бояре, — засуетился и посадник. — Пошлём князю сказать — желаешь сызнова быть князем, так княжь по-нашему, по-новгородски!
— И чтоб суды наши не трогал! — снова бухнул кулаком Ставр.
— И чтоб дары не требовать сверх меры! Князья — они аки волки, все урвать норовят! — отозвался Ермил Мироныч. — В моих угодьях стерлядка дюже добра, а и той приходится десятину на княжой двор отсылать.
Бояре разом посмотрели на него. В отличие от приснопамятного Анисима Лукича, гордящегося своим богатством и тем, что умел его преумножать, Ермил Мироныч любил прибедняться и выставлять себя худым, хотя житницы его ломились от зерна, клети — от всякого добра.
— Так и порешим, — подвёл черту Завид Дмитрии и посмотрел на посадника. — Назавтра же составим грамоту, а потом послам передадим. Пущай едут ко Мстиславу в Киев! А я тем временем дочери отпишу — мол, за князем доглядай, ночная кукушка дневную перекукует!
Мирослав Гюрятинич только покивал головой. В последнее время он стал сдавать — не телом, а духом. Завид Дмитрии всё больше набирал силу и в свой черёд метил в посадники.
Послы возмутились, выслушав новгородцев, так, возмущённые, и повезли грамоту в Киев. Буквально за день до их приезда — опять задержала непогода, на сей раз глубокие снега, через которые возки не смогли пробиться, — в Киев прискакал гонец к Агаше Завидичне. Молодая княгиня скорым глазом пробежала отцову грамотку, подумала и кинулась к мужу.
В последнее время Мстислав стал ласковее к жене — и потому, что за нею стоял Новгород, и потому, что просто устал и находил в горячих душных объятиях отдохновение от трудов.
Лёжа рядом с супругом в темноте опочивальни и поглаживая его плечо, Агаша шептала вкрадчиво, словно ворожила:
— Не ссорься с новгородцами. Новгород от веку за тебя держался. Сейчас их удоволишь — ещё крепче стоять за тебя будут! Тебе главное — сына на место воротить. А там поглядим. Авось не крамола, авось своё требуют...
— Своё, — мотал головой Мстислав. — Какое там своё — когда князево?
Агаша поморщилась — добро, в темноте не видать, стиснула зубы, но продолжала обманчиво-ласково:
— А новгородские вольности? Новгород тебя отспорил, свои вольности блюдя. Сам понимать должен — кабы не блюл Новгород свои вольности, не сидеть бы тебе там так долго. Сменял бы тебя Новгород на Святополчича. Аль я от отца не слыхала, как всё на самом деле было?