Сказано — сделано. И когда Владимир Мономах с сыном и боярами поднялись по широкому красному крыльцу, оно было выложено дорогими коврами. В палатах крытые камчатой скатертью столы ломились от яств, выставленных на золотых и серебряных блюдах, а вина были выставлены самые лучшие и дорогие. Сам Святополк, высокий, худощавый, с тщательно расчёсанной бородой, в платье, отороченном соболями, встречал дорогих гостей.
— Вот радость-то, брате Владимир! — повторял он, обнимая невысокого коренастого Мономаха и похлопывая его по плечу. — Наконец-то свиделись!
Он радовался нарочито показно, словно двухродные братья расставались на долгие годы, хотя с момента встречи у Сакова миновало лишь два месяца. Не менее восторгов выпало и на долю Мстислава.
— А, каков витязь! — Святополк и Мстислав были почти одного роста, но младший гораздо шире старшего в плечах и здоровее телом. — Богатырь! Былины о тебе слагать, сыновче!.. Ну да мой Ярослав таков же. Жаль, далеко он — занят моими делами в Польше, при Болеславовом дворе. Но вы ещё свидитесь, непременно!
О Польше Святополк упомянул вскользь — пущай, мол, видят Мономах и Мономашич, что он так привык вершить великие дела, что уже может спокойно передоверить их сыну. Дескать, Польша мне не важна, невелика страна, и пользы от неё нету. Зато о сыне распространялся долго. Уже когда завершился обряд представления ко двору новгородских бояр и все сели за столы, Святополк долго говорил о Ярославе — при дворе Ласло Венгерского его принимают, в Кракове свой человек, а там и дальше шагнёт.
Ярослав — или, как его звали за глаза другие князья, Ярославец, был незаконным сыном Святополка. Первая княгиня умерла рано, не успев родить мужу дитя. Да он и не горевал — к времени, как та скончалась, Святополк встретил Любаву, новгородскую простую девушку, что работала на княжом дворе. Она стала его наложницей и родила четверых детей — двух сынов и двух дочерей. От второй жены, половецкой, у великого князя тоже не осталось наследников, и дети простолюдинки были поставлены вровень с другими княжичами.
За угощением сидели долго. Сам Святополк ел мало, пил и того меньше, отговариваясь на вечное своё нездоровье, но зато донимал гостей разговорами. То одному боярину, то другому приходилось отрываться от дичины, пирогов и кубков мёда, чтоб ответить на Князевы расспросы. Святополка интересовало всё — часто ли тревожат Новгород набегами ятвяги, чудь и литва, с охотой ли ходят иноземные купцы и из каких земель приплывают чаще, что везут и что увозят. Куда плавают русские купцы, какие товары меняют и на что. Велики ли доходы с боярских вотчин, не жалуются ли на недород. Доходят ли охотники до Белого моря и каковы богатства тех земель. Даже сколько лет назад горел Новгород. Всё ему надо было знать. Бояре отвечали осторожно, больше кивали: да, купцов много, да, товары берут разные и ещё больше привозят, да, земля родит... Все понимали, куда клонит великий князь.
О деле заговорили позже, после трапезы, когда перешли в другой покой, убранный столь же богато. Владимир Мономах дивился про себя — он знал скупость брата и его приверженность к простоте — не от скромности, а от жадности, частое употребление испортит дорогую вещь. Знать, неспроста так расщедрился.
— Как великий князь и всем князьям отец и брат старший, коего надлежит слушаться и чью волю выполнять, — заговорил Святополк, — порешил я исправить несправедливость, творимую на Руси. Издавна повелось, что в Новгороде сидит наместник великого князя. Ныне великий князь я, а сидит в Нове Городе сын двухродного брата моего, князя Переяславльского. И надумал я удалить его из Новгорода, взамен же дав моего сына Ярослава. Он витязь доблестный, муж смышлёный. Вскорости женится на сестре Болеслава Польского. А Мстиславу Владимиричу даю я богатую Волынь.
Мономах переглянулся с сыном. Если Мстислав сядет на Волыни, с запада его будет удерживать Польша, новый король которой, Болеслав, будет в двойном родстве с Ярославом и великим князем. С юга будут подпирать владения Ростиславичей. С севера — передравшиеся между собой Всеславичи и Литва. А с востока — Пинск и Туров, владения великого князя. Мстислав окажется в кольце. Да и получив Волынь из рук великого князя, потеряет самостоятельность. Чтобы сын Мономаха, внук греческой царевны, сын английской принцессы и супруг принцессы шведской, ходил в подручниках?
— Все ли слышали слово великого князя? — Владимир Мономах обернулся к новгородским боярам и снова посмотрел на Святополка. — Вот, Святополче, сын мой, а вот новгородцы. Пусть они возьмут сына твоего и идут в Новгород, а мой сын хоть сейчас поедет во Владимир-Волынский.