Тут Петрок и приблизился-таки к дойлиду Василю.
— Дядька Василь,― тронул того за рукав.― Я вечор Зыкмуна-ляха видал, тот колья с мужиками вбивал под костел.― Петрок наморщился и крепко, так, что вздрогнули попы, чихнул.
— Ишь ты,― промолвил дойлид Василь, приглядываясь к племяннику.― А у тебя и глаза кроличьи. Простыл? Дай-ка лоб.
— Да то ничего,― уклонился Петрок.-― А я тебе про ляха скажу. Недоброе тот баял. Слыхал в замке.
Дорогу дойлиду заступил столярной артели мастер Яков Могилевец.
— С жалобою до тебя, пане Василь,― мастер, взяв за плечи, отстранил Петрока.― Беда у нас объявилась. Столярная снасть украдена злодеем окаянным.
— Да много ль? ― оторопело глянул на мастера дойлид Василь.
Яков Могилевец, гнусавя, перечислял убыток.
— Украдено ж, пане Василь, богато,― сказал он.― И мы ныне как без рук. А украден струг большой, пять шерхебелей, пять стругов малых, пять дорожников прямых, восемь долот кривых, вся дюжина долот круглых больших и малых, кружало, клепик новый совсем, ока-перья, девять долот токаренных, буравчик, шило да унесены, слышь, тиски деревянные и досок пять столярских...
Подошел поп Евтихий, хмуро слушал, оглаживая холеными пальцами золотой крест.
— Кидали, небось, снасть де попало,― прервал он жалобу мастера.
— Али мы, батюшка, ребята малые, чтоб снасть кидать? ― обиделся Яков Могилевец.― В ларе держали, в ризнице.
— Ризница-то запирается,― развел руками дойлид Василь.
— Диво что,― вздохнул мастер.― Замок-то висел, да ключ по рукам ходил. Одна и надежа была, что на стражей.
— С них и спросим,― сказал дойлид Василь, досадливо отворачиваясь и обрывая витые застежки на кафтане.
— Возьмешь с голяков,― гнусавил Яков Могилевец.― Снасть-то уж продуванили за свято.
— Так, гляди, и врата царские со всеми святыми утащат, лба не перекрестив,― сказал дьякон Троицкой церкви.
Свита попа Евтихия многозначительно и с укоризною уставилась на дойлида Василя.
— Непорядок у тебя,― сказал дойлиду Евтихий. Амелька, как тень следовавший за гостями, посоветовал:
— Ключи бы тебе, Василь Анисимович, все собрать да и держать при себе. Или вот Степке отдал бы.
Поп Евтихий со вниманием оглядел Амельку.
— Ты послухал бы совета сего,― обратился он к дойлиду. ― Ключи же ему вот и отдай. Самому-то нечего ключником быть. Сей Амельян хоть и сорока, а нашей справе, видать, человек верный.
— У меня стражи добрые есть на примете,― сказал заметно обрадованный Амелька.
— Отдай ему ключи,― повернулся дойлид Василь к Стенке и дотронулся кончиками пальцев до седых висков.
Петрок снова протиснулся к дойлиду Василю, шепнул:
— Не надобно, дядька Василь, Амельке. Тот Зыкмун баял...
— Э, да у тебя жар! Верно, жар,― не слушая племянника, заметил дойлид Василь.― Ты ступай-ка, брате, до хаты. А то лучше к тетке, чтоб отвару с медом испить дала Да отлежись, не шастай. Ступай, ступай! Или нет. Вот Степка тебя отвезет. Чуешь, Степане? Возьми гнедку. У малого жар. Лицо, что бурак. Ох, беда с огольцом.
Попы сочувственно оглядывали Петрока, и тот под этими взорами вдруг раскис, показался себе маленьким и покорно дал Степке увести себя к набитому сеном возку. Поясницу ломило, голова стала тяжелой, не своей.
— Шкода, Фильки нет,― пробормотал Петрок заплетающимся языком.
— Будет тебе и Филька,― отвечал Степка не совсем дружелюбно.
Четыре дня и четыре ночи Петрок пластом лежал. Бил его кашель и в голове такой гул стоял, будто поместились там все звоны городские, и те били ко всенощной. Несколько раз на день Петрока навещала мать, хотела сначала домой сына отвести, да тетка не дала. Мать садилась на край ложа, клала на лоб сыну прохладную руку, глядела, вздыхала. Тетка Маланья поила Петрока липовым да малиновым отваром на меду. Принесла чистую тряпицу сморкаться.
— Нос-то не жалей,― сказала племяннику наставительно.― Нос бы себе сморкал и плевал бы гораздо, чтоб горло чисто было. Коли кто в себе нечисто держит, у него нутро и болит.
Заглядывал дядька Василь, подмигивал, говорил заговорщицки:
— Ты не залеживайся. На дворе-то морозно, страсть. Снег валит. Скоро и на медведя поедем, брате.
— Морозно? ― беспокойно ворочался Петрок.― Дядька Василь, ты послухал бы, что мне Зыкмун баял.