Горбунья согласно кивнула и усмехнулась приветливо.
— Седай, человече,― ответил наконец Василь и осторожно поставил своего латника на доску, на поле вперед.
— Я прошу пана, от его милости старосты места Мстиславского до тебя, пане,― сказал пришедший, усаживаясь на предложенное горбуньей кресло.― Зовусь Тадеушем Хадыкой.
— Ты людям Мстиславским ведом, пан ксендз,― Василь Поклад сдвинул брови.
— В замке спочувают твоей беде,― осторожпо начал ксендз, все так же косясь на камин.
— Пожалел волк кобылу,― буркнул Василь.
Ксендз потеснил Петрока, сделал за него ход латником от короля. Василь Поклад рассеянно подвинул ладью.
— Великое недовольство в людях Мстиславских от того обрушения,― промолвил Тадеуш Хадыка.― Идет молва, будто строение потому непрочно оказалось, что хотели вы с купцом Белым как подешевле церковь поставить.
Василь Поклад лишь пожал плечами.
— А деньги, собранные посполитыми на возведение храма,― ксендз снова подвинул вперед латника,― деньги те поделили с купцом на двоих.
— Тут столько правды, сколько в решете воды,― вступилась за брата Маланья.
Василь Поклад взглядом остановил сестру.
— Братчики нас рассудят,― сказал он.
— Все выйдет, как поп скажет,― ксендз легонько стукнул холеным пальцем по шахматной доске, напоминая, что за хозяином ход.
— Евтихий ― прямой человек,― отвечал Василь Поклад твердо.― Неправды не захочет. А ты, милостивый пан, говорил бы, зачем пожаловал, чем такие речи заводить.
Горбунья покивала брату с укоризною. Василь нетерпеливо дернул плечом, на бледных щеках засветился румянец.
— Прошу пана даровать мою неумышленную дерзость, я не думал пана обидеть, ― приподнялся с кресла, будто собирался уйти тотчас, Тадеуш Хадыка.― У меня до пана совсем иншая размова.
Ксендз подобрал полы своей одежды, снова сел.
— Пане Василь,― сказал он,― как бы оно ни было, а я верю: до рук твоих не прилипло ни единого пенязя, о которых шумит чернь. Однако сгодись, что даже ежели с амвона провозглашено будет о твоей невиновности, папу и в том случае в месте Мстиславском построением храмов ведать не дадут. Да и в иных градах вскоре ведомо станет про обрушение.
Василь Поклад опустил голову ― ксендз говорил правду.
— За паном ход,― напомнил Тадеуш Хадыка и вновь легонько дотронулся пальцем до шахматной доски.
Василь Поклад подвинул латника.
— Однако пан гуляет рисково,― сказал Тадеуш Хадыка и сбил латника конем.
На лице Василя Поклада мелькнула тень досады.
— Може пану отдать ход? ― тут же предложил ксендз.
— Такое у нас не принято,― возразил Василь Поклад, берясь за фигуру.
Тадеуш Хадыка несколько поразмышлял над ходом супротивника.
— Ты, пане Василь, добрый дойлид,― ксендз отступил ладьей.― Строения, тобою ставленные, любы взору. Видна в них добрая латынская школа.
Василь Поклад со вниманием поглядел на непрошеного гостя, старался уловить, куда гнет хитрый лях, что за яд сокрыт в его похвалах.
— Я болей русин, нежели латинянин,― возразил ксендзу.
— Твои советы градодельцу пану Кондратовичу были весьма до пользы,― ксендз быстро взглянул на Василя Поклада.
Тот промолчал.
— Вернуть прежнюю славу еще возможно,― первым нарушил ксендз ставшее тягостным молчание.
Василь Поклад лишь усмехнулся, и была видна в его усмешке тоска души и безмерная усталость.
— Не думай, пане Василь, что сыплю на рану соль. Бальзам желаю указать,― сказал проникновенно ксендз.― Замок может тебе в том допомочь. Многое за-мыслено строить в месте Мстиславском, и Сигизмунду Кондратовичу с этим не управиться так, как смог бы ты, пане. Сигизмунд станет тебе верным и послушным помощником.
Глаза дойлида Василя ожили, и обрадованная горбунья закивала, заулыбалась. Однако Василь Поклад омрачил радость сестры.
— Не в мои зубы тот корм, пан ксендз,― возразил он с твердостью,― неужто думаешь, что с великой обиды примусь я за чуждое людям нашим?
— Посполитые подобны стаду,― отвечал Тадеуш Хадыка.― Ведает ли стадо, какой пастырь ему лепей? Однако самые поважаные люди места Мстиславского почитают за гонор для себя послужить делу истинной веры христовой. Пришел до нас и ведомый тебе Амельян Стольник...
— Не мне быть ему судьею...
И тут не смог молчать более Петрок, крикнул:
— То он, Амелька, повинен в обрушении! Мы с Филькой своими глазами видали, как он по храму ночью шастал.
— Петрок! ― разозлился Василь Поклад.― Старшие говорят ― твое дело молчок.