Только горбунья приметила, как вздрогнул, переменился в лице ксендз. Однако тут же на губах его появилась благодушная усмешка.
— Не надобно строго наказывать отрока,― вступился ксендз.― Однако, хлопчик, вот и ты был ночью в храме, а что с того?
Петрок покраснел.
— Навет на невинного ― великий грех, хлопчик,― упрекнул ксендз.
— А то не навет,― обиделся Петрок.― Мы с Филькой своими глазами...
— Не бери в сведки усопших...― покачал головой Тадеуш Хадыка.
— Али с Филькой случилось что? ― насторожился Василь Поклад.
Горбунья предупредительно кашлянула, мигнула гостю.
Ксендз сделал вид, что знаков этих не приметил.
— Оттого и Стефан, былой ученик пана Василя, в обиде великой,― сказал ксендз.― Неуж не сказали тебе...
— Панок! ― шепнула горбунья.
— Не передали,― неумолимо продолжал Тадеуш Хадыка,― что нашли отрока под каменной глыбою? Ты вот до поспольства льнешь. А будет ли тебе от него прощенье за гибель агнца невиновного?
Схватился Василь Поклад за грудь, пошатнулся, будто ударил его ксендз камнем под самый дых.
— И Филька!..― слабо охнул он.― Что ж ты, Петрок, смолчал, а? И ты, Маланья?
Ксендз поднялся, полою повалив на шахматной доске фигуры.
— То мы с паном в другой день поговорим,― сказал, кланяясь.― Вижу, у пана еще не загоилось, то я в другой раз...
— Что ж не сказал, Петрок? ― снова укорил Василь хлопца, когда ксендз вышел.
Петрок, чтобы только не видеть полных укора глаз дядьки Василя, опустился на колени, принялся собирать раскиданные шахматные фигурки.
— И надобно ж так,― Василь Поклад беспокойно заходил по светлице.― И этот ворон тут как тут. Что-то учуял небось. Нет, уж ему-то ничего не достанется. Ничего после себя не покину. Жадному воронью!
Василь Поклад достал продолговатый ларец-подголовник, открыл. Лежали там свитки с чертежами строений.
— Все заберу с собой,― бормотал Василь Поклад, один за другим извлекая свитки из ларца.
Свитки полетели в камин.
Будто завороженный с каким-то даже страхом, не смея ничего сказать, глядел Петрок, как лизало свитки желтое пламя, пузырились, чернели бумажные листы.
Горбунья, войдя в светлицу, ахнула.
— Что ж ты это утворил? ― крикнула она, бросаясь к камину.
— Пусть,― отряхивал руки Василь Поклад.― Все прахом, все. Но не воронью.
Обжигаясь, горбунья выхватывала из камина дымящиеся свитки.
— Петрок! ― обернулась она.― Воды неси!
Перхая от дыма, горбунья сорвала с крюка новенький зипун, стала сбивать им пламя.
— Ай стыда у тебя нету! ― выговаривала она брату.― Ох, брате, брате...
Горбунья всхлипнула.
Василь Поклад молча повернулся и пошел в спальный покой. Шел он, как медведь, проткнутый рогатиной.
«ТАЙНЫ ТОЙ Я ТЕБЕ НЕ ОТКРОЮ...»
Теперь Василь Поклад быстро слабел. Не помогала пи принесенная от шептухи наговорная вода, ни травные всякие отвары, которые во множестве умела готовить горбунья, научившись этому у древних старух-монахинь. Василя мучила боль под левой лопаткой. Эта боль началагь после ухода ксендза. Будто невидимый нож вонзил под лопатку черный лях.
Василь Поклад от болей в груди не мог уснуть. Было трудно дышать, он чувствовал себя рыбиной, которую вынули из воды. Обрадовался, когда наконец забрезжил зеленоватый рассвет. Принесла свой отвар горбунья. Оглядела брата, скорбно поджала губы.
— Не спал, соколик?
— Муторно,― отвечал брат.― Слабость. Вот закрываю глаза и вижу одно и то ж: мутная вода свивается в воронку, и воронка все ширеет, все глубеет, тянет вниз.
— А ты испей водицы,― поднесла ставец горбунья.― Испей, полегшает. Да и усни возьми.
— Петрока жду,― сказал брат.
Он и правда ждал. Он теперь стал бояться, что не успеет Петроку сказать, что хотелось сказать обязательно.
— Прибежит Петрок,― проворчала горбунья.― Где-либо на ручьях застрял с хлопцами.
— Не успел я много, сестрица,― вздохнул Василь Поклад.― Думал таких, как Петрок, сметливых да прытких до науки, собрать, научать нашему ремеслу. Да научать грамоте не горше, чем в тех немецких академиях, чтоб не ездили...
— Стихни-ко, угомонись,― прервала брата Маланья.― Во поднимешься, еще все и зробишь. Не стар, женить во думала, невесту подыскала.
— Невесту,― усмехнулся Василь Поклад.― А невеста хороша ль?
Горбунья смахнула слезу, отвернулась.
— Скрутки мои Степану передай, ежели что,― сказал Василь Поклад.― Пусть помнит.
— Ушел твой Степан,― вздохнула Маланья.― Тот лях Зыкмун его сманил. Как вернулся из Вильни, сразу и сманил. Посулил за это послать Степку в обученье в немецкие земли.