Стукнула воротная брамка. Петрок, не глядя, познал ― Ладина поступь.
— Тебя тата мой кличет до нас.― Лада запыхалась.
— До ва-ас? ― не поверил Петрок.
— Вельми кличет,― подтвердила Лада.
Петрок встал, отряхнулся, увидел хомут, что с весны на деревянном крюке висел, потрогал, поправил. Он никак не мог решить, идти ли ему к бочару: дивно, что кличет.
— Это я татку надоумила. Петрок с подозрением оглядел Ладу.
— Ты?..
— Истинно говорю, я. Они посели в горнице, чую: сговариваются, а мне все слыхать...
— Кто ― они? ― перебил ее Петрок.
— Тата, да подмастерья, да Устин-коваль, да еще слепец.
— Слепец?
— Истинно говорю, слепец. Лирник. Сказывал, у твоего таты правой рукой был. Еще и тебя нянчил.
— Уж не Ахрем ли? ― обрадовался Петрок.― Ну, верно. Гляди, Ахрем объявился!
— Он-он! Тата его стрел у Еселя в корчме, когда московита гайдуки схватили,― Лада всплеснула руками.― Да ить ты ничего не ведаешь! А в городе такое творится ― ходить боязно. Вечор татка в краму послал за солью. Я только до немецких лабазов добежала, глядь ― гайдуки скачут. Пики, шабли у них. Геть! Геть! А посадские тын разломали и на них с дрекольем. Что было-то, господи! ― Лада подперла ладонью щеку, покивала головой.― Все из-за того московита,― добавила шепотом, озираясь на
Васятку, который тоже подошел, разинув рот, слушал, водил розовым язычком по щербине в острых зубках.
— Брысь! ― турнул племянника Петрок. Тот захныкал, отбежал к хате.
— Маманьке все чисто скажу! Петрок покраснел.
— Сказывала бы толком,― проворчал он.― Почто гайдукам-то московит дался? Али тать какой?
— Ярлык он от московского князя посполитым принес. В том ярлыке писано, чтоб стояли крепко мстиславльские люди, не давались бы шляхте, а князь московский вскоре сам придет со многим войском.
— Гляди, что деется! ― Петрок и о печалях своих позабыл.
— Да беда: гонца княжецкого староста в подземелье кинул, готовит ему расправу, а ярлык ксендзы спалили перед костелом,― вздохнула Лада. ― Тата и сговаривается с посадскими, как бы гонца вызволить. Я и скажи, что ты ход потайный ведаешь.
Петрок задумался.
— Верно, был ход в камнях подле Вихры, ежли не закопали. Постой, постой! Это они рисково удумали. Ладно, ступай ― я следом.
...Под вечер долгорукий Родионов подмастерье наведался к Еселю в корчму. Возле бочонка, потягивая пиво и преувеличенно шумливо перебраниваясь, поджидали долгорукого посадские.
— Готовы ли? ― спросил долгорукий, приблизившись к кузнецу Устину.
— Вечерню отзвонят ― тут и мы со свечкой,― отвечал кузнец, кивком показывая на своих людей. Возле него сидело человек десять ― двенадцать партачей, угощались пивом.
— Добра.― Долгорукий незаметно передал кузнецу тяжелый кошель.― Может понадобятся возле ворот.
...Едва позвонили в церквах к вечерне, на дороге перед городским замком появился захмелевший малый из посадских. Спотыкался, зачинал и тут же обрывал песню, куражился, а приблизившись к воротам, стал выкрикивать бранные слова. Пока он поминал родословную ясновельможного старосты, воротные стражники, переминаясь с ноги на ногу, только грозили ему пиками и мушкетами. Однако вскоре малый и стражников обозвал непотребно. Тогда двое из них выскочили на дорогу, готовые всыпать дерзкому гуляке. Но едва они приблизились, посадский, который перед тем едва держался на ногах, вдруг ловко выхватил у одного из стражников пику, показав сразу же, что умеет ею владеть. И откуда ни возьмись вынырнули из-за ближних домишек еще двое или трое посадских. На дороге перед замком началась свалка. Остальная воротная стража, размахивая мушкетами, поспешила на выручку своим. Пронзительно засвистели, завопили мальчишки.
— Гайдуки посадских бьют до смерти!
Горожане, шедшие в церковь к вечерне, сворачивали на шум, толпа перед замком росла. С криками в отворенные ворота кинулись партачи, которых привел кузнец Устин, кто с колом, кто с отнятою у стражника пикой или мушкетом, а иные ― зажав в руке камень-голыш потяжелее. Гайдуки, засевшие в башне над воротами, выпалили из полугака. Ядро со свистом и дымом врезалось в глазевшую толпу, закричали раненые. Горожане побежали, давя упавших. Какой-то слободской малый, простоволосый и в одной сорочке, рысью погнал в ворота высокий воз жесткого болотного сена. Воз подожгли. В обе стороны от ворот раздулись белые усы дыма, затем бойницы лизнул огонь, опалив лица гайдуков. Во дворе замка строились вооруженные мушкетами жолнеры. Пан Ян с балкона отдавал торопливые приказы; в каком-то закуте скулил почуявший паленое лисенок; выли борзые.