На улице уже стоял невообразимый грохот, метались молнии, а дождь, казалось, сносил все на свете, так что пришлось нам занавесить проем палаткой. Стало немного тише. Ураган не стих, но перестало, по крайней мере, заносить брызги пополам с вездесущим песком. Раскатав туристические коврики и спальники и погасив налобные фонари, мы угомонились, чего не сказать про раздухарившуюся грозу. Казалось, что она стала сильнее, и я невольно передернулся, представив, что было бы с нами, останься мы на улице.
Спал я как у Христа за пазухой. Это у меня с войны – не могу спать на открытом месте. Даже дома любимое место на кровати в углу под покатой крышей. На рыбалке место выбираю в какой-нибудь ямке под деревом или в машине, иначе не усну, а здесь целый блиндаж. После контузии у меня крышу набекрень сдвинуло. Совсем не сорвало, хотя в психушке оказаться мог влегкую, но фобии развились конкретные, и одна из них – это спать в каком-нибудь укрытии. Иррациональный страх появляется и от отсутствия военно-полевой медицины, отчего я всегда таскаю с собой огромное количество лекарств, хирургических инструментов, анестезии и врачебной наркоты.
Проснулся рано, выспался отлично. Организм просился на волю. Нащупал налобник, нацепил на маковку и включил. Луч метнулся по блиндажу, скользнул по Виталику. С налобниками главное – резко не поворачиваться. Виталик не спал, лупал глазами. Обычно в поездках он ночами вообще не спит или спит крайне мало, это если на рыбалке. Да и так на стоянках или в пути спит очень беспокойно. Так что если куда едем, за ночь на пару проезжаем значительно больше одной тысячи километров.
13 июля 1941 года. Начало
Первая странность обнаружилась почти сразу. Гроза никуда не делась, просто была она до странности необычная. Блиндаж ощутимо потряхивало. Вернее, не так, казалось, что гроза ушла не как обычно в одну сторону, а расползлась на несколько направлений. Отдаленные раскаты слышались с разных сторон, хотя и здорово приглушенные. Мелькнул луч второго фонаря. Завозился и поднялся Виталик, видно, тоже ведомый организмом. Ну да, что естественно, то не безобразно, надо выбираться. Сунулся к выходу, а из-под полога, что у нас палатка изображает, песок сыпется.
«Ничего себе ураганчик!» – мелькнула заполошная мыслишка. Хорошо, ведомый хомяческой привычкой не оставлять без присмотра ничего из вещей, я лопату в блиндаж закинул. Откопались быстро. Наши с Виталькой организмы настойчиво просились наружу, да и песка этого было чуть, хотя и пришлось его отгребать на себя, отодвинув от входа часть вещей. В блиндаж ворвался свежий воздух. Запах, какой-то странно знакомый. Горит, что ли, что-то? Только лесного пожара нам не хватало.
Выбирался я первым. Светает, вернее, сереет еще. Куча песка, что мы вчера выкинули, откапывая блиндаж, явно меньше стала. Пару сосенок, что мы рядом положили, в траншею скинуло. Запах. Да что же он мне напоминает? Что-то забыто знакомое. Сполохи еще в разных местах, сбивают с мысли. Нет, не проснулся еще. Выбрался на волю и сразу принялся изображать мощный поток. Уф, хорошо-то как.
Странная гроза. Грохотала всю ночь, и сейчас где-то долбит, и неслабо так, молнии километрах в сорока в трех местах сверкают, и гром соответствующий. А здесь только маленький дождик, что ли, прошел? Как же она так проскочила? Возглас Виталика привлек мое внимание. Оглянувшись, я не поверил своим глазам. Карьера не было! Ну вот совсем не было, и все тут. Так же, как было, только наоборот – любимое Виталькино выражение. Вместо карьера был лес, вернее, нормально подросший такой перелесок, полностью закрывающий бывшую проплешину.
«Ошизеть не встать, верните карьер взад! Я к нему привык уже». Блин, еще башней съехать не хватало для полного счастья. И тут меня пробило, я вспомнил. Запах! Так пахнет сгоревший тротил после взрыва. Самка собаки! Как же я мог это забыть? Эфиоп вашу мать! Виталик все еще не врубается, а я полез в блиндаж за оружием. Мать иху, пукалки, если это то, о чем я думаю. Хватанул кобуру и помпу и полез обратно. Обычно невозмутимый белорус вид имел обалделый и от этого слегка придурковатый. Сунул без слов ему помпу, сам нацепив подмышечную кобуру, коротко бросил: «К машине».