– В особняке Беллами.
Где Кэтрин? Вчера поздно вечером он видел, как она лежит рядом с кроваткой Мэри. Не могла же она каким-то образом выскользнуть из дома и отправиться в этот особняк? Шекспира охватил ужас такой силы, что ему показалось, что его грудь сжали ледяные щупальца. В дверь громко постучали, и Болтфут, приволакивая увечную ногу, отправился открывать.
На пороге стоял Ричард Топклифф, он был один и выглядел крайне нелепо в своем придворном атласном одеянии и круглом рифленом воротнике. Ричард Топклифф – охотник за седовласыми священниками, мучитель, обвинитель и палач – человек, к которому прислушивалась сама королева и которого узнавали по одному лишь титулу «слуга королевы».
– Болтфут Купер! Еще не сдох? Надо будет этим заняться. – Он стремительно прошел мимо Болтфута в переднюю и на мгновение застыл, уперев руки в бока, расставив ноги и оглядываясь.
– Значит, вот он, рассадник, устроенный господином Шекспиром для папистских предателей.
В следующей комнате Шекспир уже поднимался из-за длинного дубового стола. Он сразу понял, кто пришел; этот лающих голос, который он не слышал пять лет, навсегда стал для него предвестником беды. Шекспир направился в переднюю, чтобы встретиться с Топклиффом лицом к лицу.
– Топклифф, – произнес он, – в моем доме ты – нежеланный гость.
– Ха, Шекспир. Надеюсь, ты не думаешь, что я о тебе забыл? А ты тут неплохо устроился, хорошее место для особняка, у реки. Когда тебя обвинят в предательстве, этот дом станет моим. Ждать уже недолго.
– Что тебе нужно?
– Я пришел передать кое-какие сведения. На твою школу приходят жалобы. Епископ опасается, что здесь нарушаются установленные правила обучения, а ученикам морочат головы изменническими россказнями о святых и реликвиях и прочей суеверной чепухе. Я должен сообщить ему, закрывать школу, что ты устроил в своем доме, или нет.
– Ты врешь, Топклифф. Твои слова – сплошная ложь.
Топклифф достал из-за пазухи своего зеленого дублета бумагу.
– Вот, убедись. Но у меня есть и хорошие вести, которые, уверен, тебя порадуют. Сегодня я разворошил папистский муравейник и захватил самого главного паписта, некоего Роберта Саутвелла, также известного под именем Коттон, а еще всех, кто был в доме, полагаю, твоя женушка-папистка с ними хорошо знакома. Шекспир, ты не рад, что я арестовал предателей и собираюсь их допросить?
Шекспир сделал шаг вперед, вплотную подойдя к Топклиффу.
– А при чем здесь моя жена? Что тебе о ней известно?
Топклифф расхохотался и постучал своей терновой тростью с серебряным наконечником по темным стеновым панелям и доскам пола.
– А что, она где-то здесь, спряталась, наверно? – Он развернул бумагу, которую достал из-за пазухи. – Знаешь, что это, Шекспир? Это йоркширское семейное древо твоей женушки, которое прислали мне друзья. Ты не знал, что в Йоркшире есть Топклиффы? Похоже, твоя жена действительно из семейства самых настоящих чертовых папистов.
Шекспир напрягся. Топклифф пришел сюда позлорадствовать, но какова причина? В том, что Кэтрин католичка, не было ничего нового, Топклифф давно об этом знал. Может, он пришел из-за ареста Саутвелла или еще из-за чего? Шекспиру было очень жаль иезуита, но он сам виноват: он знал о наказании за незаконное проникновение в страну и должен был понимать, что по закону его обвинят в предательстве и пощады от карающей руки Ее величества ему не будет.
Вдруг дверь в переднюю распахнулась. На пороге стояла Кэтрин в легком летнем киртле и сорочке, сжимая ручку корзины с фруктами и овощами для салата. Она метнула на Джона сердитый взгляд, затем заметила Топклиффа и ее гнев сменился яростью. Шекспир вздохнул с облегчением; она действительно была на рынке, а не в особняке Беллами.
– Кэтрин?
– Что он здесь делает?
– Слава богу, ты здесь.
Не обращая внимания на супруга, она пристально посмотрела на Топклиффа.
– Слышала, что вы арестовали отца Саутвелла. Должно быть, вы горды содеянным. Господин Топклифф, а мой супруг не говорил, что я хотела пойти на ту мессу? Хотела бы я оказаться в том доме, когда вы привели туда своих трусливых приспешников.
– Мне бы тоже этого хотелось. Я надеялся, что вы там будете. Но не волнуйтесь, ваше время придет, как и для всех шлюх антихриста. Саутвелл уже заговорил, визжа как свинья, которой выпускают кишки. Правда, поведать об измене господина и госпожи Шекспир ему может не хватить сил, а я ведь его пока даже не подвешивал к стене.
– А Энн Беллами и ее семья?
– Энн Беллами? – Топклифф зажал трубку с тлеющим табаком в своих коричневых зубах и втянул губы, изобразив гримасу, какая бывает у покойников. Он глубоко затянулся и выдохнул клуб дыма. – Эта грязная потаскуха рассказала нам, что этот иезуит, этот содомит и предатель, прячется на чердаке, под самой крышей. Я нашел его по вони его дерьма и выдернул этого обгадившегося попа из его вонючей дыры. Ее величество просто со смеху покатывалась, когда я рассказывал ей, как щекотал ему члены в своей пыточной. Я усмирю его, как чумного пса, чтобы он больше не смог распространять свою заразу. А что до Энн Беллами, то мы сделаем из нее протестантку.