Выбрать главу

Рикки отыскал нужное кафе и заказал кофе. Часа два спустя в кафе вошел бородатый мужчина с внешностью водителя-дальнобойщика и заказал кофе и коньяк. По его выговору Рикки решил, что родом он из Северной или Южной Каролины. Рикки представился.

Ему повезло. Джон Слэк занимался доставкой и распределением гуманитарной помощи, поступавшей от небольшой американской благотворительной организации, которая называлась “Хлебá и рыбы”. Ее совсем недавно основал один телепроповедник из Чарльстона, штат Южная Каролина.

Джон Слэк слушал Рикки с видом человека, все это уже много раз слышавшего.

– Грузовик водить умеешь, сынок?

– Да.

Это было не совсем правдой, однако Рикки полагал, что большой грузовик в управлении мало чем отличается от джипа.

– Карту разбираешь?

– Конечно.

– А жалованье хочешь большое?

– Нет. У меня есть деньги, от деда.

У Слэка заблестели глаза:

– Так тебе ничего не нужно? Просто захотел помочь?

– Да.

– Ладно, ты принят. Дело у нас небольшое. Я закупаю еду, одежду, одеяла, ну и все остальное в Австрии. Везу грузовиком сюда, в Загреб, заправляюсь, а потом еду в Боснию. База у нас в Травнике. Там тысячи беженцев.

– Годится, – сказал Рикки. – Свои расходы я буду оплачивать сам.

Слэк допил остатки кофе, прикончил коньяк.

– Поехали, малыш, – сказал он.

Грузовик оказался десятитонным немецким “ганомагом”, Рикки успел освоиться с ним еще по пути к границе. Сменяя друг друга за рулем, они добрались до Травника – на это ушло десять часов, так что на стоявшей на самой окраине города базе “Хлебов и рыб” они появились уже около полуночи.

Слэк бросил Рикки несколько одеял.

– Переночуешь в машине, – сказал он. – Завтра что-нибудь тебе подыщем.

Деятельность “Хлебов и рыб” и вправду особым размахом не отличалась. У организации имелся еще один грузовик, на котором до крайности немногословный швед собирался отправиться на север за очередными припасами; небольшой барак, обнесенный хилой изгородью; крошечная контора; сарай для хранения еще не распределенных съестных припасов и штат из трех боснийцев. Были также два джипа “тойота”, на которых и развозилась помощь. Слэк познакомил Рикки со всеми, а к полудню приискал для него жилье в городе, у вдовы-боснийки. Чтобы добираться оттуда до базы и обратно, Рикки купил велосипед, воспользовавшись наличными, которые хранились у него в поясе.

Пояс привлек внимание Джона Слэка.

– Если не секрет, сколько у тебя там?

– Тысяча долларов, – ответил Рикки. – На случай чрезвычайных обстоятельств.

– Ты ими особенно не размахивай, а то как раз в такие обстоятельства и попадешь. Здешние ребята на эти деньги смогут целое лето отдыхать.

Рикки пообещал держаться скромно.

Почтовой службы, как он вскоре обнаружил, в Травнике попросту не существовало. Джон Слэк сказал ему, что любой водитель, направляющийся в Хорватию или Австрию, сможет отправить оттуда его письма и открытки. Рикки быстро нацарапал на почтовой карточке несколько слов, и швед повез ее на север. Мать Рикки получила открытку неделю спустя.

Травник был некогда процветающим городом, в котором мирно жили сербы, хорваты и боснийские мусульмане. Об этом напоминали теперь лишь уцелевшие храмы: католический собор депортированных хорватов, православный – также депортированных сербов и с десяток мечетей. Мусульмане с недавних пор одни теперь и именовались боснийцами.

С началом гражданской войны триэтническая община, в полной гармонии существовавшая многие годы, развалилась. По мере того как по стране один за другим прокатывались погромы, всякое доверие между представителями разных национальностей полностью испарилось. Сербы ушли на север, к нависавшей над Травником горной гряде Влашич и дальше, в Баня-Луку. Хорватам также пришлось уйти, большая их часть обосновалась в пятнадцати километрах от Травника в городе Витез. Так образовались три моноэтнических оплота, в которые стекались беженцы соответствующих национальностей.

Когда Рикки оказался в Травнике, город подвергался безжалостным артиллерийским обстрелам с сербских позиций в горах. Лишенные доступа к окружающей город сельской местности, а стало быть, и к источникам продовольствия, беженцы, число которых втрое превышало местное население, могли выжить только за счет помощи со стороны. Вот тут-то и требовалась помощь “Хлебов и рыб” и десятка других обосновавшихся в городе неправительственных организаций.