Он снова стал ее целовать.
— И поцелуи Мстителя слаще, чем мои?
Джесс не сразу пришла в себя.
— Д-да, — призналась она наконец. — Спокойной ночи, Алекс.
Она отвернулась и захлопнула дверь перед его носом.
Оставшись одна, она налила стакан воды, отпила глоток и плеснула себе в лицо.
— Кажется, это куда труднее, чем я предполагала. — Все еще дрожа от пережитого напряжения, она легла в кровать и вознесла тихую молитву: — Милый Боже, прости меня за ложь, но если какой-нибудь мужчина и заслужил наказание, так это Александр Монтгомери! Пусть он получит все, чего достоин!
Она долго не могла уснуть и дважды просыпалась от звука шагов Алекса в соседней комнате. Но тут же, улыбаясь, вспоминала, что ее муж — сам Мститель, и снова засыпала.
Когда настало утро, Джессика с удовольствием потянулась и долго думала о том, что узнала вчера. Трудно поверить, что двое ее мужчин на самом деле — один человек, но она просто счастлива поразмыслить над этим обстоятельством.
Конечно, она не позволит Алексу разделить ее счастье, по крайней мере не сейчас. Он не говорил ей правды, потому что считал ее слишком глупой и легкомысленной. Неспособной сохранить тайну.
Когда она вспоминала, сколько раз Алекс презрительно отзывался о Мстителе, как Мститель поносил Алекса…
Она услышала стук засова на двери и нырнула под одеяло, притворяясь, что спит.
— Джесси!
Она зевнула и лениво приоткрыла глаза. Он не надел парика, но толщинки были на месте. Глаза покраснели от бессонницы, и вид у него был самый отчаянный. Никогда еще дьявол не имел столь ангельской внешности.
Джессика подарила ему самую медовую из своих улыбок.
— Хорошо спал, Алекс? — промурлыкала она, перебирая в памяти все случаи, когда плакала по вине Алекса.
— Я хочу поговорить с тобой.
Джесс немедленно села.
— Ну разумеется, Алекс! Я всегда готова выслушать, что бы ты ни собирался мне сказать.
Он уселся на табурет у кровати, положил руки на матрац и принялся их изучать.
— Алекс, — мягко заметила она, — я не сержусь за вчерашнее. И понимаю, что причиной всему стало разочарование отца, не ожидавшего, что его сын станет таким. Но я все время твержу ему, как ты добр и великодушен. Не волнуйся, рано или поздно он поймет, что и ты чего-то стоишь. Не надо притворяться Мстителем, чтобы завоевать его любовь… или мою.
Алекс не поднял глаз.
— Джесс, какие бы чувства ты испытала, обнаружив, что я и есть Мститель?
Она подождала, пока он не взглянет на нее, прежде чем наивно улыбнуться:
— О, Алекс, я бы возненавидела тебя. И больше никогда не заговорила бы с тобой, не говоря уже о том, чтобы жить вместе. Такой кошмар трудно пережить! Это означало бы, что пока ты всячески ругал Мстителя, последний сердился, когда я повторяла ему твои слова, и… вымещал на мне злость. И это означало бы, что именно тебя я умоляла жениться на мне — о, какое унижение! — а ты отказывался, прекрасно зная, что я выхожу замуж за тебя. Нет, Алекс, я поверить не могу, что мужчина способен быть таким гнусным, лживым, подлым, мерзким, трусливым ублюдком! Я бы искренне и от всей души возненавидела любого, кто может вести столь отвратительную игру! Игру с моим сердцем… с моей жизнью!
Немного помолчав, она вздохнула.
— Нет, Алекс, ты слишком хороший человек, и поэтому я тебя люблю. Конечно, в иной ситуации, если бы не проклятая болезнь, ты был бы настоящим мужчиной, ничуть не хуже Мстителя. Ты просто не способен на столь наглый обман. И не можешь быть одновременно Мстителем и Александром Монтгомери. Надеюсь, я достаточно ясно ответила?
Алекс, смертельно побледнев, кивнул.
— По-прежнему собираешься носить парик, хотя волосы отросли?
— Я… я об этом не подумал, — хрипло выговорил он.
Джессика нежно прижалась щекой к его груди.
— Нет, они действительно еще довольно редкие, так что лучше будет их скрыть и молиться, чтобы стали гуще. Пока что парик выглядит куда приличнее.
Последующие три дня Джессика изводила Александра всеми мыслимыми способами, причем делала это так, что никто, если не считать Элинор, не мог ни в чем ее упрекнуть. Ухаживала за ним, как за младенцем, разговаривала тоном заботливой матери, старающейся просветить умственно отсталого ребенка, и при этом всячески его искушала.
Она сшила еще одно платье, на этот раз из атласа изумрудно-зеленого оттенка, и отделала низкий вырез кружевом, принадлежавшим ее матери. Но как только они остались одни, Джесс немедленно сняла кружево и принялась так часто наклоняться перед мужем, что спина заболела. Правда, любая боль стоила того, чтобы видеть, как он потеет. За обедом она резала ему мясо, требовала съесть все овощи, не позволила детям прыгать ему на живот, утверждая, что он слишком для этого слаб.