Скопления разнообразных фруктов висели над нами, точно луны. Кроме того, золотое небо было неизменным и вечным. Это был Рай.
Но он был очень тихим. В ветвях не пели птицы. Не было ни малейших признаков насекомых. Вероятно, мы с Элеонорой были единственными живыми существами в этом раю.
Даже Адам и Ева не были такими одинокими!
Мы дошли до золотистой стены, и я изумленно уставился на нее. Стена была из какого-то вещества, гладкого, как пластик. Я протянул руку, чтобы коснуться ее, но рука погрузилась в стену, словно это был туман!
Все это было ненастоящим... Это была иллюзия. Внезапно я ощутил восторг. С криком я бросился вперед, прямо сквозь стену, и на мгновение ослеп от яркого солнечного света. Прохладный свежий ветерок дунул мне в лицо.
Склон, на котором я оказался, спускался в проход между зелеными деревьями — знакомыми, земными деревьями — к металлической ограде. За оградой была видна автомагистраль, по которой проносились машины.
— Все в порядке, Элеонора, — сказал я, оглядываясь.
Но Элеоноры там не было.
Меня пронзил страх. Я резко повернулся, но золотая стена исчезла. Я глядел на плоскую голую равнину, протянувшуюся на целый километр, прежде чем снова начинались деревья. И на этой равнине не было ничего!
— Элеонора! — закричал я, но изо рта у меня вырвался лишь хриплый шепот.
Спотыкаясь, я бросился вперед, и внезапно под ногами у меня оказалась мягкая трава. Небо снова было накрыто золотистой чашей. Впереди стоял холм, покрытый странными деревьями, а в моих объятиях оказалась Элеонора с мокрыми от слез щеками.
— Барни! Барни!
Позади меня опять была стена, золотистая, загадочная, закрывающая собой знакомый земной пейзаж.
— Сквозь стену можно пройти, — сказал я. — А невдалеке, ниже по склону, тянется шоссе. Идем.
Она покачала головой.
— Я не могу! Я увидела, как ты исчез в стене, и попыталась следовать за тобой, но не смогла!
Я ошеломленно покачал головой.
— Но если смог я...
Я опять проверил рукой стену. При этом Элеонора положила свою руку на мою. Бесполезно. Тогда я схватил руку Элеоноры и с силой толкнул ее вперед, сквозь стену. Но стена внезапно стала настоящей и твердой.
— Ты делаешь мне больно, — сказала Элеонора. — Это бесполезно, Барни. Я пыталась уже много раз...
Однако мы не сдались, пока не стало совершенно очевидно, что я могу пройти через эту стену, а она — нет. Обойдя вокруг стены с внутренней стороны, мы поняли, что это непроходимый барьер — но непроходимый только для Элеоноры.
И что дальше?
— Ты должен оставить меня, Барни, — сказала Элеонора. — И пойти за помощью. В полицию или куда-то еще.
— Оставить тебя здесь?
Я огляделся.
— Я буду здесь в безопасности. Здесь нет ничего, что могло бы причинить мне вред.
Это было правдой. Мы видели весь наш маленький личный мирок. Он был пуст. Еда и вода были здесь в изобилии. Не было ничего живого, кроме нас самих.
Мне очень не хотелось покидать Элеонору, однако это был единственный способ. Тогда, наконец, я снова прошел через золотистую стену с болезненным, ужасным чувством видя ее бледное испуганное лицо, от вида которого у меня разрывалось сердце.
Позади меня снова не было ни холма, ни Элеоноры, только голая засушливая равнина. Я поспешил вниз по склону и через пять минут добрался до шоссе.
Там, припаркованная на обочине, стояла моя собственная машина.
Это потрясло меня. Дверца была заперта, но порывшись в карманах, я нашел ключ. Река Гудзон — я решил, что это Гудзон — виднелась по другую сторону шоссе, поэтому я поехал на юг. Мне срочно нужна была помощь.
Добравшись до какого-то маленького городка, я подошел к полицейскому, регулировавшему движение. Его румяное лицо вопросительно повернулась ко мне.
— Чем я могу вам помочь?
Я открыл было рот, но не смог произнести ни звука. Я хотел рассказать ему о том, что произошло. Хотел попросить его о помощи, попросить его вернуться со мной туда, где ждала Элеонора... Но я не мог выдавить из себя ни слова.
Тогда я внезапно вспомнил гипнотическую команду Диринга: «Вы не сможете предать меня. Когда вы попытаетесь рассказать всем, кто я или что делаю, когда вы попытаетесь получить помощь против меня, то не сможете этого сделать...» Но это же невозможно! Диринг не может командовать моим языком, мне нужно всего лишь сказать несколько слов, и власти сделают все остальное. Несколько слов... Но я не мог вымолвить их.
Полицейский продолжал глядеть на меня.