Я отыскала Мазариль:
Процветающий сферический мир в тридцать пятой процессии, диаметром в восемь лиг и одну треть. В центре размещен поглотитель. Семь основных поселений, из которых Хадрамо и Инсер – крупнейшие. Противостоящие друг другу космодоки подлежат улучшению. Население согласно последней переписи: два миллиона и четыре пятых…
– Наше время, – повторила я с легкой дрожью. – Вы думаете, оно истечет?
– Безусловно. Ты видела Зал Истории на Мазариле: подобные места существуют в большинстве миров. Каждая из тех цветных полос символизирует империю, доминион, парламент миров, совсем как наш. Предыдущие Заселения, ранние этапы экспансии, распространение по мирам и застой. Все миновало. То же самое в конце концов случится и с нами.
– Но не сегодня.
– И надеюсь, не завтра, поскольку мне еще предстоит расплатиться с некоторыми весьма обременительными долгами. – Ракамор взял у меня книгу – я только перелистывала страницы, не в силах ничего разобрать, – и повел вдоль полок. – Пойми эту библиотеку, и ты уже на полпути к пониманию меня. Солнечные парусники не наполняют мои паруса. Шарльеры – тем более. Но наполняет то, что содержится в шарльерах, особенно если оно дает нам некоторое представление о прошлом. – Он выхватил какой-то том и открыл. Вместо страниц под обложкой обнаружился лишь молочный прямоугольник, похожий на пластину непрозрачного стекла. – Что бы это ни было, теперь оно не работает. Иногда сквозь белизну бегут какие-то помехи. Однажды мы попали в солнечный шторм, и такелаж загорелся призрачным огнем, а половина немых книг в этой комнате вспыхнула и начала показывать картинки и слова. Но все они оказались на неизвестных мне языках, и не успел я выписать больше, чем несколько фрагментов, как шторм пошел на спад.
– Неужели все старые книги такие?
Он покачал головой:
– Нет. Некоторые написаны обычным способом, и иногда у ученых случаются прорывы в изучении языков. Но только обезьяньих – с языками пришельцев ничего не выходит.
– Я видела в Хадрамо ползуна. – Мне почему-то захотелось ему об этом рассказать, и я вспомнила, как пришелец с шарканьем продвигался следом за мужчинами в скафандрах в Нейронном переулке. – Их язык нам известен, верно?
– Только потому, что они соблаговолили нас ему обучить. Но вот что я тебе скажу: мы о ползунах не знаем ничего такого, чего они бы не хотели, чтобы мы узнали.
– Но ведь они нам помогают?
– На свой лад. Они помещают зеркала на высокие орбиты, чтобы мы могли более эффективно использовать солнечное давление. Они разбираются в поглотителях лучше, чем мы, и могут остановить столкновение миров, когда их орбиты начинают искажаться. Я не говорю, что они не принесли нам пользы. Но почему из всех других мест в Вихре они выбрали именно это?
– Возможно, там нет никого, чья компания была бы им так же приятна, как наша.
– Наверное, – сказал Ракамор.
– Хорошо, что они управляют банками вместо нас, не так ли? Мой отец говорил, у нас с этим ничего не вышло. Катастрофа тысяча пятьсот шестьдесят шестого года подтверждает его слова, верно? Сотни миров обанкротились, потому что люди недостаточно честны, чтобы управлять деньгами в таких масштабах. Люди голодали, по-настоящему голодали и умирали из-за жадности и некомпетентности банкиров. Но пришельцам не нужны деньги – во всяком случае, наши деньги, – так что нет причин им не доверять в этом деле.
– В твоих словах есть доля правды, – сказал Ракамор. – Но кое-кто мог бы указать, что ползуны появились в Собрании незадолго до краха. За пятьдесят лет. Может, меньше. Они были новичками, такими же, как нынешние броненосцы или щелкуны. Наверное, это совпадение.