Лайла достаточно знала о мужчинах, чтобы сразу все понять, но она не показала, как довольна произведенным эффектом. В ее таборе почти не было юношей, близких ей по возрасту, ну а те, что были, не могли сравниться красотой с черноволосым и белокожим чужаком, который был гораздо выше ростом и шире в плечах любого цыгана. К тому же он не сумел скрыть, что она ему понравилась.
Проходя мимо него, Лайла весело тряхнула волосами. Ей не хотелось идти замуж за Рейфа. Он пугал ее. И хоть ни за что не призналась бы в этом, она инстинктивно чувствовала его жестокость.
Наоми резко окликнула Лайлу, и та рассердилась. Нечего обращаться с ней, как с ребенком. Она женщина и сама будет выбирать свою дорогу в жизни. Старательно обойдя Рейфа, Лайла исчезла в кибитке.
Дункан увидел, что Наоми идет к нему, и по описанию дяди узнал в ней жену вождя. По-английски она говорила неважно, но Дункан понял, что старый вождь умер и теперь их вождь — Рейф.
Позднее, когда они с дядей Иэном ужинали горячими картофельными оладьями, на которых таяло масло, и пили крепкий чай перед камином в дядином кабинете, Дункан рассказал, какими больными и диковатыми ему показались цыгане.
— Что ж, они такие, какие есть. С чего бы им нам верить, подумай сам. Все их преследуют, никто не понимает. Привычки и обычаи у них с нашей точки зрения нелепые и жестокие. Женщин все еще убивают за измену, ибо они считают узы брака настолько священными, что разорвать их может только смерть. И в то же время они очень гордые, замечательные люди.
Дункан еле удерживался, чтобы не рассказать дяде о поразившей его цыганке, но едва он собрался открыть рот, как вошла домоправительница с новой порцией оладий.
Сэр Иэн жил в достатке, но тихо и просто, и Дункан уже начинал скучать по Эдинбургскому университету. Мать Дункана приходилась сэру Иэну сестрой, но вышла замуж за адвоката, который не принадлежал к клану Макгрегоров.
Сэр Иэн был намного старше сестры.
Его единственный сын погиб в конце войны. Вскоре после этого умерла жена, как говорили, от разбитого сердца. Иэн Макгрегор не пожелал жениться вторично. Вот так Дункан стал его наследником и по доброй воле оставил занятия юриспруденцией, чтобы поработать в имении дяди, поучиться управлять хозяйством, которое должно было когда-нибудь перейти в его руки.
Лайла скучала и не находила себе места. Она ненавидела снег, обрекавший ее на сидение в кибитке и постоянное ощущение Рейфа рядом. Ей хотелось сбежать… Ей хотелось еще раз увидеть Дункана Рэндалла.
Никто не заметил, как она выскользнула рано утром за пределы цыганского табора. Бесшумно и уверенно ступая по нетронутому снегу, как овцы Макгрегоров, она поднималась вверх по тропинке.
Через полчаса Лайла была уже на вершине горы. Она видела множество тропинок, расходившихся во всех направлениях, видела тут и там долины, похожие на ту, в которой теперь стоял ее табор, и, в конце концов, обратила внимание на довольно густой дым вдалеке. И Лайла пошла к нему, хотя понимала, что лучше ей вернуться домой.
Дункан тоже проснулся в этот день рано. Он хотел забросить чабанам еду, пока не идет снег.
Услышав шум мотора, Лайла поняла, что нашла того, кого искала, хотя еще не успела увидеть «лендровер». На фоне голубого неба, с развевающимися, как черное знамя, волосами, она стояла и смотрела на приближающийся серо-синий грузовик. Поначалу, увидев ее, Дункан подумал, что в таборе что-то случилось, но когда остановился и заглянул ей в глаза, то… Ошибки быть не могло. Его словно опалило огнем, и он молча отрыл дверь.
Всю ночь Лайла мечтала о чужаке, и вот он рядом. Она не ошиблась. Он — ее судьба. Рейф ей не нужен. Пусть другая берет его.
Необразованная, невежественная девочка, знавшая только язык чувств, отлично понимала, что соединяет ее и сидящего рядом с ней чужака.
Хотя Лайла все еще была девственницей, она знала об отношениях мужчины и женщины. Мать сказала ей в ответ на отказ стать женой Рейфа, что она сама все поймет, когда наступит ее время. И вот оно наступило. По тому, как отзывалось ее тело на взгляды Дункана, Лайла поняла, что готова отдать себя во власть мужчины. Она коснулась его руки, пробежала пальцами по выпуклым мускулам. Когда он остановил «лендровер», они стали целоваться с такой неистовой жадностью, словно многие годы ждали этого мгновения. Несмотря на их неопытность, не было ничего некрасивого и неловкого в том, как они соединились друг с другом, ведомые силой более могущественной, чем разум и воля.