В северных долинах можно было перебираться с места на место по тропинкам, по шоссе и по воде. Рашель шла вдоль канала, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться болотной курочкой с выводком птенцов или понаблюдать, как меняет движение мошкара в зависимости от того, куда падает ее тень. По каналу уже давно не ходили транспортные суда и суденышки, и от его густо заросших водорослями вод исходил слабый аромат запущенности и гниения. Фабрики, когда-то поставленные на его берегах, чернели громадными коробками на многие мили вперед, глядя мир выбитыми окнами.
Рашель любила бродить одна. Проходя под низким мостиком, она вздрогнула от холода и сырости. По дороге ей попались несколько человек. Старик выгуливал собаку. Парочки обнимались и хихикали. На другой стороне она видела мужчин, работавших на своих приусадебных участках, расположенных вдоль железной дороги.
Долина, которую выбрал табор, была длинной и узкой. В горах почти не было деревьев, и на Рашель наводила тоску эта суровая, даже мрачная природа. Каждый раз, когда ей приходилось жить здесь, Рашель казалось, будто ее заперли в душном чулане. Ей не хватало воздуха.
Возле одного из домиков она увидела женщину, мывшую крыльцо. Та подняла голову и закричала:
— Уходи прочь! Только цыган нам тут не хватало!
Рашель сделала вид, будто крики женщины не имеют к ней никакого отношения, и пошла дальше, туда, где речка Калдер бежала вдоль канала. Их разделяла довольно высокая насыпь, которая со стороны канала имела пологий склон, а со стороны реки круто шла вниз, усыпанная ржавыми банками, сломанными велосипедами и прочим мусором, который местные жители бросали в реку.
Остановившись на открытом месте между домами, Рашель подставила лицо теплому солнышку. Неожиданно открылась задняя дверь паба и из нее вышел мужчина, который довольно решительно направился к уборной, а потом остановился и стал мочиться прямо в реку.
Не обращая на него внимания, Рашель двинулась дальше. Когда-нибудь она вырвется отсюда, и ей не придется терпеть рядом этих людей. Когда-нибудь…
Только мечты скрашивали ее жизнь, и Рашель пряталась в них, как улитка в раковину. Ей очень нравилось читать, и из книг она узнала, что есть другая жизнь, есть много разных жизней, поэтому решила, что… В грезы Рашель ворвались громкие крики, и она вся напряглась, увидев перед собой мальчишек из школы. Все они были старше ее и учились в последнем классе, все были одеты в джинсы и дешевые кожаные пиджаки. Они окружили ее. Рашель гордо выпрямилась, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Сердце у нее билось, как у загнанного кролика, но внешне она сохраняла полное спокойствие.
— Проглотила язык, цыганка? — спросил один из них, не сводя глаз с ее грудей. — Неплохие сиськи отрастила… Говорят, цыганки много чего умеют…
Его хриплый голос и хохот остальных парней внушали Рашель ужас, но она твердо знала, что бежать нельзя. Ведь как раз этого они и добивались. Вряд ли они посмеют изнасиловать ее среди бела дня, убеждала она себя, когда парень прижал грязную ладонь к ее груди. Рашель выдержала и это, заставив себя не сбросить его руку, не вцепиться ему ногтями в лицо. Вдоволь поиздевавшись над ней, они ушли, уже и след их простыл, а Рашель все еще не могла прийти в себя и вся дрожала от унижения и страха.
Во время праздников ее бабушка была занята гаданием. Рашель убегала в горы и бродила по пустошам, где щипали траву голодные полудикие овцы и в горном рельефе можно было различить каменную кладку или давно высохший ров. В общем-то, эти места уже давно забыли о хозяйской руке, если не считать канала, в котором отражались плывшие по небу облака.
Праздники продолжались три-четыре дня, и самые бедные жители окрестных долин приезжали в городок хотя бы на день. Утром Рашель слышала, как они ехали в одну сторону, а ночью — в другую. Цыгане расположились недалеко от базарной площади, где была конечная остановка автобуса, и поздно вечером шоферы, выгрузив последних пассажиров, устраивались выпить пива и поесть рыбу с картошкой.
Здесь, в центре маленького городка, под виадуком — между каналом и дорогой — было любимое место не нашедших другого приюта любовников. Цыгане свысока смотрели на бесстыдных городских подростков, но Рашель-то знала, что многие юноши из их табора, особенно из тех, что работали на ярмарке, ускользали по ночам к хихикающим девчонкам, стайками собиравшимся под виадуком.
Однажды вечером Рашель возвращалась в табор и узнала одну из парочек. Энн Уаттс училась вместе с ней в школе, правда двумя классами старше. Учителя считали ее медлительной, но ни о какой медлительности и речи быть не могло, едва рядом с ней оказывался более или менее подходящий мальчишка. Она очень ревниво относилась к своему положению школьной секс-бомбы и едва ли не сильнее прочих ненавидела Рашель.