Гуан давно понял, что ожидание чаще всего портило нити плана. Как говорил философ Донг Ао: «Попросишь человека подождать минуту, она покажется ему часом. Попросишь подождать час, и он покажется днем. Попроси десять человек подождать минуту, и она покажется им десятью секундами». Это напоминало их ожидание наступления ночи в хижине Сен.
Харуто справлялся неплохо, сел на пол, скрестив ноги, и медитировал, хотя он приоткрывал глаз и наблюдал за Сен. Бедная женщина придвигалась к двери погреба. Янмей была неподвижна, но Гуан догадывался, что это было необходимо. Она подавляла свою ци, двигалась медленно, как древняя. Кира и Идо Кацуо были комками нервной энергии, отказывались сидеть смирно. От постоянных отвлечений Гуану было сложно написать новую поэму. Он записал пока лишь: «Я ненавижу холод».
— А ведь я не закончил историю Ночной Песни, — сказал Гуан, прерывая спор Киры и Идо, который вел к тому, что она собиралась побить принца.
Кира посмотрела на Гуана темными глазами, и он чуть не передумал, но ее глаза быстро прояснились, и она улыбнулась. Она становилась страшнее с каждым днем.
— Нужно рассказывать остальное? — спросил Харуто. — Там… я плохо себя показал.
Гуан склонился и похлопал друга по колену.
— Все хорошо, старик. Мы все тебя знаем, мы понимаем, каким ты стал. И это уместно, — он огляделся, все смотрели на него. Даже принц прислонился к дальней стене, скрестил руки и слушал. — Дальше я расскажу, как и почему Ночная Песнь выбрал путь оммедзи.
* * *
Мы покинули трагичного шинтея, Ночную Песнь, на низшей точке в его жизни. После многих лет славы величайшего мечника и героя Ипии он был побит, сломлен, стал нищим, а его жена, Изуми, была убита. Хуже, он нашел свою жену, ставшую ёкаем, мстительным духом, жаждущим причинять боль и вымещать гнев на невинных людей Ипии. Встреча с такой Изуми стала последней каплей для Ночной Песни, он не мог все это вынести. Было уже плохо увидеть, как любимая женщина стала монстром, но он знал, что для нее было хуже. Изуми всегда была сострадательной, и теперь она стала монстром, хотела только навредить другим. Ночная Песнь ничего не мог с этим поделать. Он не мог ни убить ее, ни спасти. Месть Тошинаки была завершена, и Ночная Песнь был разгромлен.
Но он не сдался отчаянию, дал себе последнее задание. Он был шинтеем, и он поклялся Изуми, что освободит ее от проклятия. Он знал об ордене уважаемых оккультистов, чьей работой было охотиться на ёкаев и отпускать их духов на небеса. Оммедзи были скрытными, их действия были тайной, как и их местоположение. Но все знали, что их одобрял сам император Исэ.
Ночная Песнь вернулся в Кодачи как нищий. Люди его не узнали. Стражи замка его не узнали. Даже семья, из которой была его жена, не узнала его. Он молил об аудиенции с императором, но его прогоняли. Вариантов не было, Ночная Песнь дождался, пока император покинет замок, бросился перед паланкином и стал молить о мгновении времени императора. Змеиная стража вытащила оружие и приготовилась убить Ночную Песнь, но император остановил их клинки. Он узнал Ночную Песнь, попросил опозоренного шинтея подойти ближе. Ночная Песнь подполз к императору, опустил голову к грязи, извинился за смерть любимой кузины императора и за то, какой она стала. Он умолял императора исполнить его последнюю просьбу: сказать, где оммедзи.
Император даровал Ночной Песне одну просьбу, но при условии. Больше он не придет в Кодачи. Император не хотел больше слышать имя Ночной Песни. Ночная Песнь поклонился и согласился. Он уже все потерял, и его имя ничего не значило.
Когда он дошел до лесной деревни оммедзи, оккультисты не были рады. Они редко принимали кого-то в свой орден, и когда они принимали, новички были обычно юными и сильными, а не нищими стариками. Что важнее, их выбрали шинигами. Они окружили прибывшего, мужчины и женщины в роскошных нарядах, с ритуальными посохами и яростными духами-спутниками. Они прогнали ему и сказали не возвращаться. Голодный, почти лишенный силы воли, путник прошел на кладбище деревни и лег, чтобы умереть.
На кладбище были сотни храмов, каждый был посвящен шинигами. Путник посетил их все, молясь каждому, чтобы его жалкое существование закончилось. Шинигами молчали. А потом он пришел к маленькому храму в ужасном состоянии в дальнем конце кладбища. Камень там потрескался, двери висели криво, а земля вокруг воняла мочой. Видите ли, среди шинигами был один, чье имя высмеивали, ками-хитрец, которого не любили боги, которого чурались другие шинигами. За его храмами не ухаживали, его имя было почти забытым, пока путник не сел помолиться.
Оморецу явился к путнику, окруженный духами. Он казался добрым стариком в грязных лохмотьях, похожих на одежду путника, ноги были босыми. Путник рассказал о своем деле, попросил шинигами об услуге. Он хотел стать оммедзи, найти Изуми и дать ей покой, которого ее лишили. Оморецу видел, как оммедзи смотрели на путника свысока, увидел шанс поиграть. Он давно не имел своего оммедзи.
Оморецу дал путнику задание, чтобы доказать верность. Он опустил перед путником вакидзаси и попросил его лишить себя жизни. Если он сделает это, Оморецу убедится, что у Изуми будет шанс на покой.
Путник увидел шанс. Покой для Изуми и для него. Он взял меч и приготовился, рухнул на меч, клинок вонзился в грудь.
Но путник не умер. Оморецу обманул бедного дурака. Задание проверило его верность. Как только клинок пронзил кожу путника, Оморецу благословил его, и они заключили сделку. Путник обучится и станет оммедзи. Другие оммедзи не могли больше прогонять его, ведь Оморецу был его покровителем. Но это было не все. Шинигами лишил путника смертности, благословение или проклятие, зависело от взгляда. Он будет бродить по земле, служа Оморецу, пока призрак его жены еще был там.
Как вы понимаете, он все еще бродит по земле, ищет ёкая, каким стала его жена.
* * *
Наступила ночь, и Янмей с Кирой вышли из дома Сен и пошли подальше от стражей. Людей в деревне было уже больше. Фермеры вернулись с полей, катили телеги по грязным тропам. Женщины несли ведра воды от колодца, все молчали, отводя взгляды от стражей. Стражи — или бандиты, как понимала Янмей — ушли за стены дома магистрата, и из-за стен доносился шум.
Идо Кацуо вызвался пойти вместо Янмей, но она не доверяла принцу. В нем было двуличие, которое она видела во многих ранее, и он признался, что был убийцей. И она хотела сделать это. Ей нужно было доказать, что она была полезной даже без техники. Наследие ее отца многое ей давало годами, но отобрало у нее еще больше. Она гадала, знал ли он цену использования техники? Потому он так редко ее использовал? Она всегда думала, что он просто был слабее, чем она. Может, он был мудрее. От этой мысли она чуть не рассмеялась. Пылающий Кулак был бандитом, убийцей, тираном, отцом. Но вряд ли кто-то когда-то звал его мудрым. Но, когда Янмей была юной, она помнила, что стремилась стать такой, как он, думала, что он все знал. Он был сильным, не только физически, но и с силой решимости. Янмей много раз видела, как он ехал, чтобы убивать и грабить, и хотела поехать с ним. Хоть она знала, каким он был и что он делал, она все еще хотела быть рядом с ним. Хоть она страдала от его руки, она все еще хотела порадовать его. Притяжение семьи было сильным, но, как и огонь, оно могло согревать и обжигать. Янмей прогнала глупые мысли из головы.