Очевидно, К. Клаус лгала ему о своем местонахождении, ведь этот адрес был собственностью моей тети десятилетиями. Она, вероятно, дистанцировалась после суда.
Я смотрю на имя арестованного. Я нашла очень мало. Никакого ареста. Нет преступления. Просто небольшая заметка о его прибытии в тюрьму Ридли. Нет фотографии. Лишь его возраст — 37 и город где он родился — Атланта. Тоже южанин. Он будет сидеть пятнадцать лет из шестидесяти. Прошел только год.
Конечно, если он сделал что-то действительно страшное, об этом рассказывали в новостях. Вероятно он из белых-воротничков, уклонялся от налогов или отмывал средства, и компания сохранила это в тайне, чтобы не огорчать акционеров.
Или так я сказала себе.
Мои первые попытки написать ему заканчивались неудачей. Я не могла преподнести узлы в сексуальной манере. Так что начала копировать его письма, а затем переставлять предложения и переключаться на узлы. Результат мне понравился, так что я отправила первое письмо.
Собака Ширли издает длинный, ужасный вопль в ночи. Роуди редко шумит, так что я могу услышать все, что творится на дороге. Вой сопровождается лаем, потом он замолкает. Пес, должно быть, пытался справить нужду во дворе, и для него это не особо приятно после кастрации. Бедняга.
Я расслабилась и откинулась на спинку кровати.
Смотрю на шкатулку с письмами, размышляя, прочесть ли мне еще одно перед сном. Возможно, мои мечты будут наполнены Джексом Де Лукой и его скользящими узлами. Я поднимаю руку, и рукав моей старомодной ночной рубашки скользит по локтю. Хихикаю, представляя свое запястье, привязанное к спинке кровати. Широко расставляю лодыжки. Они не достают до ручек кровати.
Я не из тех девушек из БДСМ романов.
Но Джекс не знает этого.
Я беру в руки карандаш и записываю идею, только что пришедшую от моих движений на кровати. «Ты раздвигаешь мои лодыжки с такой силой, что мое платье распадается на лоскутки вокруг моих обнаженных бедер».
Содрогаюсь при мысли об этом. Теперь будет трудно заснуть. Я кладу карандаш и бумагу обратно на тумбочку и выключаю свет. Ночью темно и тихо, я привыкла к этому. Завтра постараюсь разобраться в своей жизни, выяснить, каким будет мой следующий шаг. Где-то там есть будущее для меня. Просто я никогда не планировала его.
Мои веки тяжелеют. Некоторое время, я дрейфую в полусне. Мысли занимает содержание писем... Прохладный шелк крепкой верёвки скользит вокруг моего запястья. Скольжение простыни по моему телу.
И я просыпаюсь.
Яркий свет.
Мои руки обездвижены.
Оба запястья плотно привязаны к спинке кровати.
Грудь и живот крест-накрест пересекает красная веревка поперек белого халата.
Одна лодыжка привязана к ручке у основания кровати.
Вторая нога висит в воздухе, придерживаемая рукой.
Рукой в бледно-сером костюме.
Костюм принадлежит мужчине с неряшливой бородой и темными, непроницаемыми глазами.
— Добрый вечер, — басит он.
О Боже. Кто это?
Я не могу говорить. Я не могу дышать.
Моя ночная рубашка поднимается вверх, обнажая ногу. Мужчина закидывает лодыжку себе на плечо.
Я начинаю учащенно дышать, и моя грудь вздымается. Этого не может быть. Не в моем городе. Не со мной. Это сон. Плохой сон.
Я стараюсь смотреть на мужчину, заглянуть в его глаза.
Он терпеливо ждет, когда я полностью проснусь.
Это не сон. Мужчины в модных костюмах не будут ждать, пока ты проснешься.
— Кто... вы? — спрашиваю я, наконец.
— Я думаю, вы знаете, кто я. — Он тянется за пачкой писем и швыряет их мне.
— Джекс?
— Единственный и неповторимый.
— Но вы же в тюрьме. — Мои глаза блуждают по моему телу, веревкам, письмам и его худому телу в шелковом костюме.
На его лице появляется кривая усмешка.
— Больше нет.
Глава 7
Джекс
Я крепко держу женщину за лодыжку. Она шпион? Мститель? Контрразведка? Она не обучена как оперативники, которых я встречал.
Кроме одной.
Джованна.
Мысль о ней вызывает в моей душе гнев.
Медово-каштановые волосы разметались по подушке. Ее страх ощутим. Такой осязаемый. Или это показное? Ее испуг включает мои защитные инстинкты. Нужно отпустить их, чтобы сохранить контроль.
Будь все проклято. До Джованны я был на вершине синдиката и не знал об этой ступени обучения. Но сейчас я отошел от этого. Я уязвим.
Прерывистое дыхание. Она слишком часто дышит.
Так убедительно.
— Скажи на кого ты работаешь.
Ее глаза удивленно смотрят на меня.
— Я не работаю, — хриплый голос. — Я ухаживала за своей тетей.
— Кто она?
Девушка пытается сказать, но ее горло сжимает спазм. Хороша. Мне нравится ее лодыжка. Мешает лишь старомодная ночная рубашка.
Активируя кобуру в рукаве и тонкий кинжал падает в мою руку. Я разрезаю ночнушку до колена.
Девушка вскрикивает. Ее лицо краснеет, а глаза испуганно наблюдают за мной.
— Моя тетя, Беатрис Карина, — выпаливает она, — умерла две недели назад.
— Кто ее убил?
— Н-никто. У нее случился еще один инсульт.
— Предполагаю, ты не хочешь назваться. — Я крепко сжимаю ее лодыжку, зная, что останутся синяки. Ей больно, но она даже не вздрагивает. Хорошо подготовленная девочка.