Более хладнокровного, наглого и самодовольного человека ей встречать не доводилось.
— Другими словами, такая маленькая простушка, как я, отвечает вашему рафинированному вкусу. Я просто потрясена. — А теперь валите отсюда, — процедила она сквозь сжатые зубы, абсолютно бесстрастно и холодно.
Но ее трясло от чувства оскорбленного достоинства.
— Ну, положим, убраться надлежит скорее вам, — напомнил Брюс, долго молчавший после ее резкого выпада. — Убей бог, не могу понять, чего вы ломаетесь, как девственница перед первой брачной ночью. — Он внимательно следил за ее реакцией на его слова, но со стороны это не было заметно. Глаза его были полузакрыты. — У вас что, природное отвращение к любой правде? Не поэтому ли вы все свои похождения упаковываете в романтический флер?
— Я просто люблю, когда ко мне относятся так, как я того заслуживаю. Для меня важно, чтобы человек, с которым я имею дело, был способен на теплоту и глубину чувств. А вы — холодная, снулая рыба — ни о том, ни о другом просто не имеете понятия.
Его чувственные губы напряглись; он дышал с присвистом сквозь плотно стиснутые зубы.
Дорис, конечно, не могло прийти в голову, на что она провоцировала своего обидчика, какие внутренние шлюзы открыла. Он перешел к действиям, и его язык ворвался в пространство ее медовых губ.
Каждый мускул Брюса дрожал от всепожирающего желания. Но он из последних сил все же пытался контролировать свои поступки. А тело Дорис предательски отреагировало на прикосновения Брюса, который держал ее в своих объятиях.
Она прижималась к нему все теснее и теснее. Сгусток мужской энергии притягивал ее как магнит.
Она застонала и… произошло нечто непонятное для нее: Брюс вдруг резко отстранил ее от себя.
Дорис не верила своим глазам: он нервно ерошил свои густые волосы, похоже, ему просто надо было занять чем-то руки. Пуговицы на его рубашке расстегнулись почти до пояса, и было видно, как ходит ходуном его мощная грудь. Он никак не мог восстановить сбившееся дыхание.
Она вспомнила, как несколько мгновений назад ее пальцы скользили по его коже, местами гладкой, местами покрытой густыми волосами. В отличие от Брюса, она не могла немедленно отключить свое разыгравшееся воображение и разбуженные эмоции. А пробудил их к жизни именно Брюс Кейпшоу. Женщина передернула плечами как от озноба.
— Замерзли? — услышала она его ехидный голос.
Дорис резко выбросила вперед кулак, целясь в его челюсть, но промахнулась на несколько дюймов. Зато ее запястье попало в железные тиски.
— В чем опять дело? Вам не нравится, что кто-то способен воздействовать на ваши эмоции? Вы стремитесь контролировать себя в любой ситуации? — И Брюс протестующе пожал плечами. — Дорис, я тоже не хочу, чтобы кто-нибудь контролировал меня, в том числе и вы, даже если пойдете на уступки и проявите благосклонность к моим предложениям. Вы и без этого будете моей. — В его тоне не прозвучало сомнений, и он продолжил свою мысль: — И сдадитесь на моих условиях! Дело в том, что я стал свидетелем того, как подобная вам красотка разрушила жизнь моему отцу. Она сумела, воспользовавшись его отношением к ней, заполучить его душу и тело. — Зеленые глаза Брюса наполнились такой ненавистью, что ей захотелось объяснить ему свое отношение к жизни, словно он обвинял именно ее, а не какую-то неизвестную женщину. — Когда она выжала из него все возможное, то просто отправилась дальше. И вы такая же, и все ваши друзья тоже, — подытожил Брюс.
— А вдруг ваш отец считал, что она стоит таких жертв, — задумчиво проговорила Дорис, и глаза ее при этом стали опять большими-большими, и от них шел свет, возбуждающий Брюса.
Она знала это.
— Может, и вы стоите любых жертв?
По выражению его лица Дорис поняла, что для него небезразличен ее ответ.
— Я уже говорила, что моя цена — вне вашей досягаемости.
Дорис опять была неприступна, во всяком случае на словах. А про себя она подумала, что ей надо в общем-то так немного: ласки, ровного доброго отношения и взаимопонимания.
— Я еще раз убедительно прошу вас покинуть мой дом.
Дорис стояла около распахнутой двери.
Брюс неожиданно повиновался, но вроде бы шутя пригрозил: