Его побледневшие губы показали Дорис, что выстрел попал в цель. Брюс смотрел с высоты своего роста на Дорис как античный бог, и, видя выражение его лица, на сей раз она не чувствовала угрызений совести. Она не могла не перейти в контратаку. В противном случае этот самовлюбленный тип просто втоптал бы ее в грязь.
— Та женщина была мелкой, омерзительной и жалкой, к тому же мстительной. — Слова Брюса падали тяжело, но глаза чуть потеплели, когда он вспомнил прошлую жизнь. — Когда я отверг ее домогательства, она заявила отцу, что я не даю ей прохода.
Его смех походил на хруст раздавливаемого стекла.
— Неужели он поверил ей, ей, а не вам?
Пальцы Дорис, сжимавшие ворот рубахи, побелели.
— Для него было бы слишком болезненно усомниться в ней.
И вдруг, как бы осознав, с кем и о чем он говорит, Брюс с изумлением уставился на нее.
Дорис попыталась подавить в себе порыв сочувствия к этому человеку, когда-то несправедливо обиженному. Он ведь не был добр к ней!
— Почему же вы пытаетесь наказать меня за чужой грех?
Дорис говорила зло, отбросив остаток добрых чувств.
— Очень просто — вы обе одного поля ягоды.
— Так почему же вы все-таки хотите меня?
Глаза Брюса скользнули по ее телу, в них была какая-то неприятная фамильярность. Но как не хотелось Дорис признаться в этом, все равно ей было приятно поймать на себе его взгляд.
— Вы самая порочно-притягательная женщина из тех, кого я когда-нибудь встречал. Вы эгоистка, готовая на все ради собственного удовольствия и благополучия. Понимание этого дает мне некий иммунитет в отношении вас. Рано или поздно я пересплю с вами, я буду наслаждаться вашим телом, но опустошить мою душу и банковский счет при этом не позволю, — в его голосе не прозвучало обычной самоуверенности, но в глазах сквозила такая озлобленность, что Дорис поразилась.
— Я совсем не такая, как…
Она была не способна удержать слова, рвущиеся с губ. Стремление сказать правду пересиливало все остальные желания.
— Нечего изображать из себя девственницу, которую кидают в жертву чудовищу! Уверен, вы четко ведете свою игру, но если вы думаете, что этот номер пройдет со мной, то заблуждаетесь!
Мы можем позволить себе только взаимовыгодное соглашение.
— Мне неприятно открывать вам глаза…
— В подобных обстоятельствах, ангел мой, все изъявления протеста бессмысленны. Вы станете моей в тот момент, когда я того пожелаю, причем на моих условиях.
— Вы мерзкий дикарь.
Слезы беспомощности блеснули в уголках глаз Дорис.
Брюс продолжал пожирать ее взглядом. Но выражение его лица говорило, что он раскусил ее уловку — великолепием своего тела разрушить его оборону и заставить преодолеть враждебное отношение к ней. Не выйдет!
А Дорис продолжала ругать себя. Только мазохистка может чувствовать влечение к мужчине, который испытывает к ней болезненное отвращение. Она искренне считала, что любовь — это святая преданность, которую она испытывала к Дей-виду, желание сделать приятное любимому человеку, чувство принадлежности ему.
Это так отличалось от того, что она ощущала сейчас. Брюс считает ее смазливой, доступной потаскушкой, ассоциируя Дорис с той, которая отравила ему юность.
Я не хочу любить Брюса Кейпшоу, твердила она с горячностью.
Ее лицо, бледное, без косметики, отражало все эмоции, накопившиеся внутри. Брюс не мог не увидеть этого. Он протянул руку, чтобы положить холодную ладонь на ее пылающий лоб. Ему показалось, что груз мыслей стал непосильным для изящной головки, увенчивающей точеную длинную шею. Дорис перехватила его взгляд и оттолкнула руку.
На секунду оба застыли, и было видно, как напряглись ее плечи. Она напружинилась, как перед прыжком, и закрыла рукой вырез рубашки.
— Итак, дорогой, ваши условия?
Дорис проговорила это небрежно, строя Брюсу глазки в жутко вульгарной манере и явно провоцируя его.
— Девушка обязана быть разумной. Удовольствие — удовольствием, а бизнес — бизнесом! В противном случае вы всегда будете последним в очереди!
Дорис не могла не поразиться тому, с какой легкостью он принимал ее самую чудовищную ложь и отрицал правду.
— Боюсь, вам грозит разочарование — вы слишком высоко оцениваете ваши прелести. Дайте мне знать, когда будете готовы образумиться. Я вовсе не намерен торговаться с вами. — Он был явно огорчен происходящим. — К сожалению, вам нельзя больше оставаться в этом холодильнике. Иначе вы точно схватите еще и воспаление легких.