Николай Пунин. Петроград. 1918
Он рассчитывал убедить Пунина в своей состоятельности как организатора Свомас, чтобы тот развеял сомнения московских коллег на его счет. Модоров приготовился к широкому разговору не о себе, а о судьбах «владимирских богомазов», которым чувствовал обязанность помочь, с одной стороны, по праву места рождения, а с другой, в силу образования и революционного мировоззрения. Это была «территория согласия», снимавшая барьеры между художником «из низов» и рафинированным, изысканным столичным ученым-искусствоведом.
Научная карьера Пунина начиналась в отделении древнерусской живописи Русского музея. Его первые статьи были посвящены искусству Византии, феномену иконы и Андрею Рублёву. Он сочетал элитарную утонченность с демократической верой в то, что «торговец или лакей, склоняясь по вечерам перед образами, освещенными розовым светом лампадки, уже причастен к искусству»[91]. Пунин отлично понимал значение Мстёры и с живым интересом выслушал Модорова. В центре обсуждения оказалась ситуация с запретом на вывоз икон, а также проект реорганизации иконописной школы. Пунин в общих чертах уже знал об этом от Н. П. Сычёва, который передавал историю в интерпретации З. С. Шмелёва.
Документы, привезенные владимирским делегатом, убеждали: Мстёра не просто является подходящим местом для создания новых форм художественного образования, она способна инициировать их снизу. Модоров посвятил Пунина в подробности плана мастерских[92]. Главная претензия к иконописной школе ему виделась в том, что она «не обнимает всех ремесел»[93] слободы. Соответственно, «новая свободная школа… должна иметь три отдела: 1) иконописно-реставрационный 2) художественное рукоделие 3) чеканно-эмалевый — так как население в количестве пяти тысяч душ занимается исключительно этими ремеслами»[94]. Но забота о сохранении, изучении иконописи — безусловный приоритет, потому что «дело русской иконы есть искусство самого народа»[95]. Владимирские богомазы восприняли традицию из Греции, «и заслуга их велика перед настоящим миром художников и ученых»[96]. Мстёра, по мнению Модорова, и среди прочих национальных центров находится на особом счету, являясь единственной наследницей древних мастеров. Неслучайно именно мстеряне, сохранившие тайны старинных технологий, «как реставраторы открыли России и миру глаза на красоту русской иконы»[97]. Об этом мстёрский художник, учившийся иконописи у И. В. Брягина, работавший с В. П. Гурьяновым, М. И. Дикаревым и братьями Чириковыми, мог судить не понаслышке. На фундаменте сбереженных умений, в соединении с любовным отношением к «родному нам искусству» Модоров предполагал построить работу главного иконописно-реставрационного отдела новых мастерских. «Хочется поднять исконное дело на степень художественности путем изучения, а не ремесленности», — убеждал он своего собеседника[98].
Тезисы делегата Мстёры Пунин встретил с пониманием как ученый, как человек, увлеченный революцией, и даже как один из апостолов левого искусства, видевший в иконе животворный источник русского авангарда. Оба остались довольны разговором. Заручившись обещаниями поддержки, Модоров вернулся домой.
Исаев тем временем тоже действовал: 7 октября материалы мстёрских собраний он лично отвез в Наркомпрос[99], где бумаги были взяты Розановой в работу. 11 октября она уже докладывала Художественной коллегии «о горячем желании местного населения и организаций поднять искусство иконописи и реставрации» путем создания Свободных государственных художественных ремесленных мастерских[100].
«Иконописное дело в Мстёрах, — говорила Розанова членам коллегии, — всем хорошо известно. Я лично видела образцы вышивок из Мстёр во Влад<имирском> губ<ернском> кустарн<ом> музее. Они действительно заслуживают внимания и правильной постановки дела»[101]. Характеризуя предпосылки к созданию Свомас, Розанова перечисляла бедственное положение кустарей и ясно выраженное ими желание осовременить работу иконописной школы, подчеркивала заинтересованность местной власти, наличие удобного помещения… При этом имя Модорова в докладе не прозвучало ни разу, что выглядело бы странно, если б художественно-промышленный подотдел видел в нем своего кандидата. Зато Розанова дала развернутую рекомендацию Михаилу Исаеву: «М. М. Исаев чрезвычайно деятельный и большой инициативы человек… Он читает лекции в Московской социалистической академии и участвует в других общественных организациях. В Мстёрах он работает над созданием Единой трудовой школы и Повышенной. В настоящее время живет в Мстёрах, и очень важно воспользоваться пребыванием его там для осуществления организации мастерских… Он обещает с своей стороны приложить все усилия к тому, чтобы дело было широко и правильно организовано»[102]. Очевидно, что именно на него Розанова делала ставку. Более того, присутствие Исаева в Мстёре заведующая подотделом оценивала как важнейший ресурс создания мастерских. Проблему кадров уполномоченных Наркомпрос признавал едва ли не главной проблемой всей созидательной программы[103]. Из текста доклада понятно, что очередные ближайшие действия (расчет сметных предположений и решение конфликта с художником Шмелёвым) Розанова собиралась координировать с Исаевым, он для нее главный партнер в Мстёре.
91
Цит. по:
92
Художника Федора Александровича Модорова, сл<ободы> Мстёра Влад<имирской> губ<ернии> докладная записка // ГАРФ. Ф. 1565. Оп. 9. Ед. хр. 1. Л. 200.
93
Художника Федора Александровича Модорова, сл<ободы> Мстёра Влад<имирской> губ<ернии> докладная записка // ГАРФ. Ф. 1565. Оп. 9. Ед. хр. 1. Л. 200.
94
Художника Федора Александровича Модорова, сл<ободы> Мстёра Влад<имирской> губ<ернии> докладная записка // ГАРФ. Ф. 1565. Оп. 9. Ед. хр. 1. Л. 200.
95
Художника Федора Александровича Модорова, сл<ободы> Мстёра Влад<имирской> губ<ернии> докладная записка // ГАРФ. Ф. 1565. Оп. 9. Ед. хр. 1. Л. 200.
96
Художника Федора Александровича Модорова, сл<ободы> Мстёра Влад<имирской> губ<ернии> докладная записка // ГАРФ. Ф. 1565. Оп. 9. Ед. хр. 1. Л. 200.
97
Художника Федора Александровича Модорова, сл<ободы> Мстёра Влад<имирской> губ<ернии> докладная записка // ГАРФ. Ф. 1565. Оп. 9. Ед. хр. 1. Л. 200.
98
Докладная записка Ф. А. Модорова, содержавшая его тезисы для Н. Н. Пунина, местами удивительно напоминает другой документ — прошение на высочайшее имя от иконописцев Мстёры, Палеха и Холуя, за которым последовал указ Николая II 19 марта 1901 года об учреждении Комитета попечительства о русской иконописи. Есть и другое сходство между двумя разновременными попытками преодолеть кризис иконописной традиции. Доказано, что в начале XX века текст прошения владимирских богомазов был составлен В. Т. Георгиевским, специалистом по церковной археологии и членом инициативной группы по созданию Комитета (См.:
100
Доклад О. В. Розановой 11 октября 1918 года Художественной коллегии о реорганизации иконописной школы / Мстёры Владимирской губ. / в Свободные Государственные Художественные Ремесленные Мастерские // ГАРФ. Ф. 1565. Оп. 9. Ед. хр. 1. Л. 193–193 об.
101
Там же. В документах художественно-промышленного подотдела отдела ИЗО НКП упоминается доклад «о положении кустарной промышленности и кустарного музея Владимирской губернии», по-видимому, составленный О. В. Розановой. См.: ГАРФ. Ф. 2306. Оп. 23. Ед. хр. 23. Л. 16 об.
103
В то же самое время художественно-промышленный подотдел вплотную занимался открытием Свомас в Иваново-Вознесенске на базе местной рисовальной школы. Сотрудники докладывали Розановой, что «персонал придется направлять из Москвы». Не надеялись на месте отыскать и подходящего человека на роль уполномоченного. См.: ГАРФ. Ф. 1565. Оп. 9. Ед. хр. 2. Л. 269.