Подходя к пабу «У Свини», я чувствовал животом сталь пистолета. Разум мой зациклился по всем фронтам. Не знаю из-за чего — наркотиков или печали. Никогда не пойму, как устанавливается связь в моменты напряжения. В реабилитационной палате, когда я там в очередной раз находился, врач сказал:
— В основе вашей умственной деятельности лежит психоз. Любопытно, что в стрессовых ситуациях вы сосредоточиваетесь на отрывках из прочитанных книг.
Дальше он что-то говорил про псевдоамериканский стиль, многократно употребив термин «сопереживание».
Они это умеют: берегите бумажник — цену заломят охренительную. Теперь мне припомнился отрывок из «Почему так важен Синатра» Пита Хэмилла:
Итальянцы, переселившиеся в Америку, очень страдали. В Новом Орлеане жюри оправдало восемь итальянцев, обвиняемых в убийстве, и еще по поводу трех не пришло ни к какому заключению. Граждане взбесились, утверждали, что это дело рук мафии. Толпа числом несколько тысяч человек штурмовала тюрьму. Двоих вопящих от ужаса итальянцев повесили на фонарных столбах. В третьего всадили сотню пуль. Семерых расстрелял расстрельный взвод. Еще двое спрятались в собачьей будке, так их выволокли оттуда и разрубили на куски.
В шестидесятых годах Фрэнк Синатра сказал:
Когда я был молод, люди спрашивали меня, зачем я посылаю деньги в Национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения. Я отвечал: потому что мы все там, приятель. Не только черные болтались на их гребаных веревках.
Аминь.
Неподалеку от паба «У Свини» есть узкий переулок, где даже днем сумеречно. Там на время устраиваются алкаши, пока их не выгоняет оттуда темень. Пьяницы больше чем кто-либо любят свет. Я зашел в переулок, сверился с часами… Половина одиннадцатого. Если Кейси следует своему ритуалу, то через час он появится. Я прислонился к стене, постарался устроиться удобнее. Из-под стены выскочила крыса, пробежала по моим ногам и исчезла. Я не пошевелился. Никогда нельзя привлекать их внимание. По ногам, когда крыса их коснулась, пробежал озноб. Где вода — там всегда крысы, и нечего их бояться, но я боялся.
А кто не испугается?
Достав пушку, я ощупал ее в темноте.
Я знал все подробности наизусть.
«Хеклер и Кох».
НК4, пистолет со свободным затвором.
Калибр: 32 АСР.
Емкость магазина: восемь патронов.
Длина ствола: 85 мм.
Вес: 480 г.
Прицел: установленный, узкий.
Особенности: поставляется полностью собранным.
Что еще требуется знать?
Один из лучших пистолетов, какие только можно сегодня найти.
Если вы когда-нибудь захотите вогнать даму в ступор, зачитайте ей вышеприведенное описание.
Если вы не в состоянии произвести впечатление на своих приятелей футбольными талантами, зачтите вышеприведенное описание.
Vive la difference.[6]
Раздались звуки, обычно сопровождающие закрытие паба. Народ вывалил наружу, крики, смех, один парень завернул в переулок, и я пригнулся пониже. Он расстегнул ширинку и оправился.
Я подумал: «Ах ты, свинья! Не мог воспользоваться туалетом в пабе?»
И чуть не пристрелил его.
Парень облегченно выдохнул, застегнулся и пошел прочь. Я чуть не крикнул ему вслед: «Руки помой!»
Стало тише. На пирсе мало кто застревал надолго. Все оттуда убирались как можно быстрее. Ни возраст, ни состоятельность значения не имели. Замешкайтесь — и можете попасть в беду. Я двинулся к выходу из переулка, держа пистолет в правой руке. Несколько раз глубоко вздохнул. Послышалось громко сказанное «Спокойной ночи».
Затем хлопнула, закрываясь, дверь пивнушки.
Вот он, храбрец Кейси. Хорошо виден в темноте в своем белом костюме. Я поднял пистолет, дважды выстрелил в его правое колено. Как делают в Белфасте. Сделал шаг вперед, свернул налево и быстро направился к гостинице «Виктория». Две минуты.
На третьей минуте я уже смешался с толпой, ломившейся в ночной клуб. Сорвал кепку, расстегнул куртку.
Четвертая минута. Я вошел в «Грейт Сатерн», кивнул портье. Он сказал:
— Джек.
— Как делишки?
Шестая. Я умудрился сделать один из последних заказов молодому бармену.
— Большую порцию «Джеймсона» и пинту «Гиннеса».
И опустился на один из этих гостеприимных диванов в конце фойе, над которым на полочке стоял бюст Джеймса Джойса. Я взял пиво, отпил пару глотков, затем сделал большой глоток виски.
— Твое здоровье, Джимми, — сказал я, приподнимая рюмку.
Теперь, подумал я, мне остается только найти Нева, того любителя русской рулетки, и придумать для него что-нибудь средневековое. В 1985 году мы пережили лето ходячих статуй. Статуи передвигались по всей стране. Меня отрядили к Маунт Меллари в Уотерфорд, где девять ночей подряд Святая Дева являлась детям. Мне велели следить за порядком в толпе, но я был слишком зол, чтобы принести хоть какую-то пользу. Каждый вечер люди собирались, чтобы пообщаться со Святой Девой. Воздух был пронизан ожиданием. К тому времени мой цинизм взял верх, и я спросил сержанта:
— Если толпа возбудится, мне применять дубинку?
Он грустно взглянул на меня, вздохнул и ответил:
— Неужели ты думаешь, что дубинкой можно чего-либо добиться в стране, где статуи ходят, а дети напрямую беседуют с Непорочной Девой?
За последующие годы я четко уяснил, что, если вы хотите чего-либо добиться, пистолет очень помогает. С той поры статуи давно перестали ходить, но вся страна пошла к чертям собачьим. Ясновидящие донесли, что Ирландия будет спасена! «Кельтский тигр» доказал, что это ложь. Я взял книгу. Цепочка мыслей привела к воспоминанию, и я нашел следующий отрывок:
Но все еще готов поспорить, что никто из прыщавых соседей или кузенов в твоем списке никогда не поднимался наверх с полуавтоматическим пистолетом 25-го калибра. Ну, разве не развлечение?
«Нет, — сказала она, — от пистолета все удовольствия от траханья пропадает».
Это Боб Рейланд.
На следующее утро я опередил похмелье, приняв таблетку. Подавил его в зачатке. Сегодня похороны Брендана. Я должен нормально выглядеть. Отправившись в аббатство, я попросил карточку мессы. Служка выглядел лет на сто. И судя по его манерам, то были трудные годы. Он пролаял:
— Имя покойного?
— Брендан Флад.
— Одну или несколько?
— Что?
— Одну мессу или весь комплект?
Я сделал вид, что задумался, и после недолгой паузы произнес:
— Пожалуй, одну.
И едва не добавил: «С солью и перцем».
Но вовремя удержался.
На лице монастырского слуги читалось: «Дешевка».
Я спросил:
— Сколько это будет в евро?
Оказалось, много. Меня так и подмывало сказать: «А в рассрочку нельзя?»
Но служка уже закрывал калитку, так что я успел только пробормотать:
— Да благословит вас Господь.
Теперь следовало заказать венок. Я пошел в цветочный магазин, к девушке, которую видел уже много раз. Она широко улыбнулась:
— Это вы.
Надо быть ирландцем, чтобы почувствовать весь аромат этой фразы.
— Свадьба или похороны?
Я позволил ей увидеть свое лицо, придал ему соответствующее выражение. Она все поняла:
— Ох, извините, мне очень жаль.
— Мне тоже.
— Что-нибудь простое или вычурное?
— Подороже.
Она улыбнулась самой печальной улыбкой. Мы оба знали. Знамя вперед, чувство вины плетется сзади. Я сообщил ей подробности.
— Надпись нужна? — уточнила девушка.
— Да. «Последнему полицейскому».
Будучи уроженкой Голуэя, она не спросила, что это значит. Да я и не уверен, что сам мог бы объяснить. Когда я уходил, девушка проговорила:
— Вы хороший человек.
— Хотелось бы так думать.