Открылась дверь, и вошла Кирстен с подносом. В том же шелковом кимоно, на лице глумливая улыбка. Сказала:
— Доброе утро, жеребчик.
Я застонал.
Она поставила поднос. Я увидел яйца, тост, апельсиновый сок, сложенную салфетку и, хвала Господу, серебряный дымящийся кофейник
— Я могу убить за чашку кофе.
Хитрая улыбка и вопрос:
— Разве можно говорить такое женщине, подозреваемой в убийстве?
Кирстен налила кофе и протянула мне чашку. Запах был восхитительный. На вкус тоже очень неплохо. Старый как мир парадокс: кофе никогда не выполняет своих обещаний. Кирстен намазала тост маслом, положила на него кусочек яйца и велела:
— Открой пошире ротик, Ромео.
Я покачал головой:
— Это вряд ли.
— Ты не хочешь, чтобы я тебя покормила?
— Нет.
— Я часто кормила своего мужа.
— И он теперь…
Она пожала плечами. Я выпил кофе и поинтересовался:
— Где моя одежда?
— Сожгла.
— Я серьезно — где мои шмотки?
— Я серьезно все сожгла.
— Господи, зачем?
Кирстен повернулась, чтобы взглянуть на меня, и заявила:
— Если ты будешь со мной, тебе придется приодеться.
— Не думаю.
— Ты не думаешь, что приоденешься или что ты будешь со мной?
— И то, и другое.
Она показала на шкаф:
— Одежда моего мужа тебе подойдет, и можешь мне поверить, она самого лучшего качества. Я сама покупала.
Мне вдруг в голову пришла одна мысль, я схватил Кирстен за руку и заорал:
— Моя шинель… Ты ее тоже сожгла?
— Пыталась… Ты делаешь мне больно.
Я скатился по ступенькам, промчался через кухню и увидел во дворе костер. Распахнул дверь и подошел поближе. Шинель валялась в стороне, вся в саже, но целая. Я схватил ее, едва не закашлявшись от запаха дыма. Кирстен стояла в дверях, упершись руками в бедра.
— В чем дело? Это же кусок дерьма, — проговорила она.
— Это, милая дама, моя история, моя карьера и единственная ниточка, связывающая меня с прошлым.
— Жалкая, судя по всему, история.
Я прошел мимо Кирстен через гостиную, оглядываясь по сторонам. Она шла за мной, и я спросил:
— Где это?
— Что?
— «Жидкость Е».
Она ехидно улыбнулась:
— Мы все употребили.
— Можно подумать, я поверю тебе на слово. Где бутылочка?
Кирстен махнула рукой в сторону сада:
— Вместе с твоими тряпками. Хочешь проверить?
Я набрал в грудь воздуха и выдохнул со словами:
— Кирстен, надеюсь, что это правда. С этим нельзя шутить. Можно впасть в кому
Она снова улыбнулась и сказала:
— Оно точно заставляет моторчик сильнее крутиться.
Я поднялся наверх и выбрал пару ботинок. Немного тесноваты, но мне к боли не привыкать. Кирстен тенью следовала за мной.
— Когда мы встретимся?
— Кирстен, чем ты занимаешься?
— Занимаюсь?
— Ну, понимаешь, что ты делаешь каждый день, вообще в жизни?
— Хожу по магазинам и трахаюсь.
— Что?
— В городе полно молодых парней. Они за выпивку на все готовы.
Я покачал головой, не осмеливаясь спросить про презервативы или вообще о каких-то предохранительных мерах. Я боялся услышать ответ. Вместо этого я спросил:
— Зачем тебе тогда я?
— Ты забавный.
Я начал спускаться по ступенькам и услышал:
— Ты уходишь?
— Да, — ответил я.
— Считаешь, что можешь перепихнуться и сбежать?
Что на это скажешь?
Я уже открыл входную дверь, когда Кирстен крикнула:
— Эй, Джек?
— Что?
— Насчет этой «жидкости Е».
— Да?
— Убийственная штука.
* * *
— Где ты остановился?
— В «Империале».
— В «Империале», да? Там теперь одни пьяницы останавливаются.
— Ну и хорошо. Я и сам почти что пьяница.
Эндрю Пайпер. «Потерявшиеся девушки» ~ ~ ~Не мой день.
Я не имею в виду прокисшую пинту «Гиннеса». Я как-то пытался объяснить эту концепцию Кленси, еще в ту пору, когда мы были друзьями. Это такая ледышка в вашем сердце. И это совсем неплохо, потому что ты готов к отпору в последний момент, когда срабатывает чувство самосохранения, когда ты попал в переделку или тебя прижали к стене. Ты даже не подозреваешь, что в тебе это есть, пока не возникает жизненная необходимость.
Тут внезапно звучит голос: «Попробуй только пошутить со мной… ты и представления не имеешь, на какую жестокость я способен».
Кленси покачал головой: «А… все это сплошное безумие».
Он затем превратился в олицетворение моего невезения. Я направился вниз по Тейлорз Хилл, когда снова зазвучал голос: «Вот что, Кирстен, шла бы ты подальше». Я так действительно думал.
Миновав Найл-лодж, я повернул у Скойл Урсы и тут вспомнил, что у меня назначено свидание с женщиной-полицейским. Я ждал этого свидания, во всяком случае, притворялся, что ждал. Нищий пропойца играл на оловянном свистке рядом с местом, где когда-то была лестница «Санта-Мария», у ног его лежала кепка для подаяний. Может, и есть в Голуэе худшее место для собирания милостыни, но я такого не знаю. По этой дороге никто не ходит. Здесь настоящее скопище призраков. Люди при любой возможности стараются избегать этого района. Гостиница сгорела дотла, причем было много жертв.
Я нашел несколько монет в своем обгоревшем пальто и бросил их в кепку. Глаза у «музыканта» расширились, и он спросил:
— Ты горишь?
— Уже нет.
Пропойца провел высохшей рукой по лицу и сказал:
— Я уже решил, что у меня крыша поехала.
Он большим пальцем указал на пепелище за спиной и продолжил:
— Подумал, знаешь ли, что ты оттуда появился.
Алкоголь сделал его лицо пунцовым, все тело тряслось. Я заметил:
— Тут не лучшее место для твоего искусства.
Он понимающе улыбнулся:
— Взгляни на луну, перестань слушать собачий лай на улице.
Вот вам и ответ.
Пагубные привычки одеваются в разные одежды, Я был на грани похмелья, а сейчас встретился лицом к лицу с чистым алкоголизмом. Кубик катится, и никогда нельзя предугадать, что тебе выпадет. На этот раз мне выпало страстное желание заполучить кокаин.
Я представил себе аккуратную белоснежную полоску. Как-то один парень мне сказал:
— Да будет тебе, Джек. Это же давние восьмидесятые.
Как будто меня волнует эпоха или современные тенденции.
Я вообще застрял в семидесятых, когда у надежды было лицо. Две дорожки кокаина, и мир распахивает тебе свои двери. Яркая как молния вспышка в мозгу, ледяные капли в горле. Черт, я почувствовал, как подгибаются колени.
Когда вы вдыхаете кокаин, у вас сразу появляется цель. И еще нирвана, которая убеждает вас в вашем полном безумии. Вам кажется, что вы можете петь. И вы поете. Более безумных желаний не появляется. Но финал ужасен, никто так не страдает, как наркоманы, употребляющие кокаин. После улета вы сразу попадаете в ад, вас ломает, вам плохо, вы становитесь параноиком. Физические последствия тоже плохая реклама для кокаина: потеря зрения, постоянный насморк и эрозия носовой перегородки. Рано или поздно эта перегородка вообще исчезает. Желтая пресса со злорадным удовольствием потопталась на Даниелле Уестбрук, звезде сериалов. Публиковались ее ранние фотографии и затем, крупным планом, изображение разрушенного носа. Вряд ли это кого остановило, но репутацию знаменитостей подпортило.
Я дошел до собора и почувствовал, что мне необходимо посидеть в тиши. Толкнул тяжелую, обитую медью дверь, которая с шумом захлопнулась за мной. Мощи святой Терезы обычно привлекали много зевак, но сейчас в соборе было тихо. Я прошел по боковому проходу и опустился на колени перед алтарем.