— Они самые.
— Что ж, это была бы крупная добыча. Ты поймал их?
— Они и так в ловушке, господин Шекспир.
— Расскажи подробней.
Слайд был стройным мужчиной с открытым лицом, обрамленным светлыми локонами. Поговаривали, что он при желании способен выманить угрей из рек и пчел из ульев. Даже тем, кого он предал, а таких было немало, трудно было испытывать к нему неприязнь.
— Это стоит сотню марок.
Шекспир понимал, что Гарри хитрит и пока не знает, где скрываются эти иезуиты, но только Слайду было под силу их найти. Он славился тем, что всегда был в курсе того, что и где происходит в столице, и уверял, что у него по крайней мере по одному информатору в каждой тюрьме Лондона и Саутуорка. Шекспир в этом не сомневался. Слайд сыграл главную роль в раскрытии недавно расстроенного заговора, целью которого было убийство Елизаветы и возведение на трон королевы Шотландии. Это была та самая королева Мария, дни которой, похоже, уже сочтены, ибо она по самую свою королевскую шею была замешана в сговоре против своей кузины. Допрошенная и приговоренная к смерти Мария ожидала своей участи в холодных стенах замка Фотерингей в Нортгемптоншире. Елизавете оставалось лишь подписать приговор.
Своим положением Мария была в немалой степени обязана Гарри Слайду, ибо именно он внедрился в группу заговорщиков и от имени и по поручению Уолсингема и Шекспира следил за каждым их шагом. У осужденных — Бабингтона, Балларда и остальных — не было ни единого шанса. Их короткая жизнь оборвалась в страшных муках на Линкольнз-Инн-Филдс. [3]Осужденных повесили, но задушили не до смерти, еще живым, им выпустили кишки, их продолжающие биться сердца швырнули в котел, затем тела четвертовали и разбросали по городу. В довершение их головы были надеты на пики и выставлены на Лондонском мосту в назидание будущим изменникам.
Если Слайд и испытывал какие-либо чувства по отношению к этим несчастным, с которыми он очень сблизился и чью дружбу всячески поощрял, то ему удавалось их тщательно скрывать. Он был мастером лицемерия — искусства демонстрировать любые чувства и симпатию, когда нужно было завлечь жертву в ловушку. Казалось, Слайду невозможно доверять, но он был необходим, подобно острому кухонному ножу, но который в любую минуту может выскользнуть из рук и порезать вам палец. И к тому же, как Шекспир уже не раз убеждался, в обществе Слайда приятно проводить время.
— Я должен знать больше, прежде чем решить, расставаться ли мне с подобной суммой за поимку парочки иезуитов.
— Что ж, у меня есть проверенная информация, что Саутвэлл живет неподалеку от города.
— Где именно?
— Через сорок восемь часов я все выясню.
— А Гарнет?
Слайд растерянно ухмыльнулся и пожал плечами.
— Думаю, Гарнета здесь нет. Полагаю, он отправился вместе со своим стадом изменников в Норфолк.
— Это уменьшает сумму вдвое.
— Господин Шекспир, но мои расходы…
Шекспир снял с пояса кошель и достал две монеты.
— Собрался осчастливить всех своих портных, виноторговцев и шлюх? Уверен, у тебя еще и игорные долги. Три марки сейчас и двадцать семь получишь позже, если приведешь меня к иезуиту.
Слайд взял монеты и небрежно подкинул их в руке.
— А вы жесткий человек, господин Шекспир.
— К счастью для тебя, Гарри, я не настолько жесток, как мог бы, иначе ты полжизни провел бы у позорного столба. Но будь начеку. Нам нужны сведения.
— Ваша воля будет исполнена, о повелитель… — И Слайд удалился, завернувшись в свою дорогую накидку.
Появившийся в дубовом дверном проеме и низко поклонившийся констебль явил собой разительный контраст по сравнению со Слайдом. Это был крупный человек, с сильными руками лучника, рельеф которых был заметен даже под шерстяной рубахой и курткой из воловьей шкуры, и, тем не менее, его трясло так, словно он пережил нечто сродни ужасу. От него пахло пожаром.
Шекспир попросил Джейн принести констеблю эля, чтобы тот успокоился, после чего констебль рассказал об убитой женщине. Шекспир слушал очень сосредоточенно. Это был страшный рассказ, из тех историй, что Уолсингем обычно поручал ему расследовать без промедления.
Оседлав лошадей, Шекспир, Болтфут и констебль двинулись в путь по оживленным утренним улицам через Бишопс-Гейт мимо вздернутых на пики голов воров и убийц.
Через десять минут они уже были на Хог-лейн, улочке, располагавшейся неподалеку от района Шордич, к северу от театров, [4]где прежде находился старый небольшой монастырь Холиуэлл, позднее разрушенный Генрихом Великим. [5]Лошади остановились — от боков и ноздрей животных на холодном зимнем воздухе поднимался пар. Прямо перед ними возвышался сгоревший дом. В воздухе ощущалась гнетущая вонь сажи и горелой соломы. Под копытами лошадей, на промерзлой земле, лежали обугленные обломки.