— Сэр? — сказал Макколл.
— Сделайте мне одно одолжение, друзья мои. Идемте со мной, и докажите мне, что я не сошел с ума. Гаунт открыл дверь.
XI. ЧАСОВНЯ НИГДЕ
— Две опасности: одна – настоящее зло, другая – недопонимание.
Это была часовня, старая и обветшалая, похороненная в зеленых сумерках деревьев. Ее стены обвивали плющ и цветы. Ярко-зеленый лишайник разрушал камень. Ошеломленные, испуганные, Макколл с Белтайном шли за Гаунтом вдоль частично обрушившейся стены, через старые ворота, к двери. Аромат вернулся, цветочный аромат. Он был таким сильным, что Гаунт едва не чихал.
Это был ислумбин.
Гаунт толкнул дверь и вошел в холодный сумрак часовни. Интерьер был незамысловатым, но хорошо сохранившимся. В конце рядов скамей, на Имперском алтаре горела свечка.
Гаунт пошел вдоль рядов к каменному изваянию Императора. На грязных стеклах узких окон он видел изображения Святой Саббат среди достойных. Макколл и Белтайн шли позади.
— Как это может быть здесь? — спросил Макколл.
Белтайн не ответил. Он знал, чем это было, и мысли об этом слишком пугали его, чтобы он мог говорить.
— Итак,— пробормотал голос из темноты. — Наконец-то ты здесь. Она была такой же, как и тогда: очень старой и слепой. Полоска черного шелка была у нее на глазах. Ее серебряные волосы были туго стянуты позади черепа. Годы согнули ее, но стоя прямо она бы возвышалась над Гаунтом.
Нельзя было ошибиться в ее красных и черных одеждах.
— Сестра Элинор,— сказал Гаунт. — Мы снова встретились.
— Встретились, Ибрам.
— Это похоже на Часовню Обильного Святого Света, Веник,— сказал он.
— Это она.
— Я думал, она была на Айэкс Кардинале, очень далеко отсюда.
— Была когда-то,— сказала Элинор Закер. — Но ее там не было очень давно, даже тогда, когда ты ее посетил в прошлый раз. Она существует сейчас как память, память, где я могу жить. Белтайн тихо застонал. Макколл быстро моргал.
— Кого-то слышать такое приводит в уныние,— сказала она, наклоняя голову. — Ты не один?
— В этот раз нас тут трое. Я, Белтайн и мой старший разведчик. Она села на одну из скамей, нащупывая путь рукой и опираясь на посох другой. — Значит... это уже Херодор? — сказала она. — И на него напали?
— Да,— сказал Гаунт. — И опасность растет. Вы можете направить нас?
Она откинулась к спинке скамьи. — Божественные силы дозволяют мне только советовать.
Но вещи стали более опасными с тех пор, как я с тобой говорила. Силы и элементы, которые не предвидели таро, вошли в механизм. Чтобы уравновесить это, мне дозволено говорить с тобой снова.
— Вы пытались выйти на контакт. Я извиняюсь, что игнорировал знаки. Я был занят. Он сделал паузу. — Кем дозволено?
Она повернула голову к нему. Это был плавный поворот шеи человека, который приучился к прицельным сенсорам шлема. Точно так же, как и при их первой встрече, Гаунт чувствовал, как будто она целится в него.
— Божественные силы. Их имена не стоит произносить, потому что они слишком обнадеживающие.
— Так, говорите, сестра,— сказал Гаунт. — Время не ждет. Беати со мной, но она все еще может умереть от руки архиврага. Не надо больше загадок.
Элинор Закер начала. — Она с тобой?
— Да,— сказал Гаунт.
Она слегка улыбнулась. — Ох, мой Бог-Император, наконец-то...
— У нас так мало времени... — подгонял Гаунт.
— Механизм такой хрупкий...
— Замолчите! — рыкнул Гаунт. От силы его голоса Белтайн подпрыгнул. Макколл смотрел, не отрываясь, сузившимися глазами. Он видел – и, что более важно, принял – чудеса раньше.
— С меня хватит неопределенности и загадочного дерьма! — резко бросил Гаунт. — Скажите мне! Просто скажите мне! Если вы можете помочь мне победить, помогите мне победить! Если нет, какого феса вы сначала втянули меня в эту ерунду?
Она не ответила.
— Сестра?
Она положила руки на колени. — Ты сам втянул себя тогда, когда служил Беати на Хагии.
Ты сам втянул себя тогда, когда пожалел Брина Майло и вытащил его из огня Танита. Ты сам втянул себя тогда, когда слушал рассказы Магистра Войны Слайдо о сражениях Эпохи Саббат, и поклялся своей кровью, что закончишь его работу. Ты сам втянул себя задолго до того, как даже родился, до того, как родились твои предки, для тебя и твоих Призраков – это маленькая часть явленной судьбы, такой великой, что даже отсюда, даже с наивысшей ее точки, мы не можем увидеть ее начала или конца. Гаунт сглотнул. — Понимаю,— заикаясь сказал он.