— В самом деле. Я сопроводил его вниз из улья, как вы просили. Что в нем такого особенного?
— Идемте со мной, и мы может быть выясним.
В сопровождении Белтайна, и собственного связиста Биаги – офицера Сайреса, Гаунт и маршал быстро вошли в цитадель Полка Цивитас. Аварийные огни были включены, и коридоры были залиты тусклым зеленым светом. Люди в спешке проходили мимо них командами, неся ящики с припасами или толкая боеприпасы на тележках.
Старая крепость была вычищена от всего, что могло пригодиться.
— Есть что-нибудь от Калденбаха? — спросил Гаунт.
— Короткие сообщения. Его поймали в карман к западу, но у него осталось еще несколько единиц бронетехники.
— А от Беати?
— У нас сейчас трудности с определением ее местоположения. Я умолял ее отступить.
— Как и я. Это обязательно. Вы понимаете, что эта война чисто символическая?
— Эта мысль посещала меня,— сказал Биаги.
— Не дайте мысли исчезнуть. Держитесь ее. Это все из-за Беати. У Херодора нет стратегической важности. Придя сюда, она превратила этот мир в цель. У этого вторжения только одна причина. Найти ее и убить. Она манит. Если мы признаемся в этом и используем это, у нас, может быть, и появится шанс.
— А она это понимает? — сказал Биаги.
Гаунт бросил на него взгляд. — Меня больше волнует, почему она сначала пришла сюда, маршал.
— Понимаю,— сказал Биаги.
Они подошли к шлюзу безопасности, запертому на три замка. Два часовых СПО стояли по бокам от него, и быстро удалились, когда Биаги отпустил их. Маршал вставил свой авторизационный ключ в гнездо, и шлюз с шумом открылся. Камера за ним была освещена белой люминесцентной лампой.
Это был карцер крепости.
Группа вооруженных Призраков ожидала их внутри: Мерин и его отряд, в качестве охраны.
— Сэр! — резко сказал Мерин.
— Мы можем с этим справиться, сержант. Идите к эвакуационному транспорту. Встретимся в Старом Улье. Мерин кивнул. Он выглядел злым. — Вы должны были его пристрелить, сэр,— сказал он.
— Прошу прощения, Мерин?
— Он отброс. Мерзость. Я знал это. Я говорил Комиссару Харку. Ублюдок должен был быть давно казнен.
— Это твое мнение, не так ли, Мерин?
— Сэр, каждое мгновение, пока он живет, он позорит наш полк! Я не знаю, почему вы не сделали свою работу комиссара, и не пристрелили этого ублюдка...
Удар Гаунта застал Мерина врасплох и удивил всех вокруг них. Мерин растянулся на спине, держась за свой окровавленный рот.
— Агун Сорик служил Призракам с уважением, Мерин. Он сам отправил себя под арест, и он все еще может доказать что он что-то другое, отличное от страшилища, которого ты боишься. Что качается позора, то ты с этим сам неплохо справляешься. Гаунт посмотрел на людей из взвода Мерина. — Я – комиссар. Это мое дело – судить.
Но, в отличие от Китлов в этом чертовом космосе, я не буду принимать поспешных решений. Сорик будет жить или умрет только по моему слову. Ясно?
Раздались нервные возгласы. Гаунт посмотрел вниз на Мерина. — Убирайся с моих глаз и молись, чтобы я не вспомнил о твоей дерзости, когда мы снова встретимся.
Фаргер и Гахин подняли своего сержанта на ноги, и четырнадцатый взвод покинул помещение.
— Я думал, что Мерин был одним из ваших лучших? — сказал Биаги.
— Так и есть, хотя и звучит невообразимо.
— Тогда, что он имел ввиду? Об этом Сорике?
— Я хочу, чтобы вы были снисходительны, Биаги. Сорик недавно пришел ко мне и признался. Он – псайкер.
— Он тут,— сказал Дорден, показывая четырем солдатам на дверь пятой камеры. Танитский доктор вызвался лично сопровождать Сорика. Астропат в робе и два огромных человека в длинных серых кожаных плащах стояли у двери камеры. Люди в сером, держащие силовые пики, были офицерами-укротителями из кадров санкционированных псайкеров. Провода аугметических подавителей были вшитыми в уши и глазные впадины.
— Я слышал, что ты сказал. Мерину, только что,— сказал Дорден.
— Слышал? Полагаю, что начинаю соответствовать вашим высоким стандартам, доктор? — Дорден саркастически улыбнулся. — Я вот только одного не понимаю,— сказал он. — Ранее, ты мне сказал, что веришь, что варп никогда не открывает правду человечеству, особенно нетренированным и несанкционированным.
— Я поменял свое мнение,— сказал Гаунт. — Я и не тренированный и не санкционированный, но, как легко указал бы на это Цвейл, божественные силы, или что-то другое, выбрали меня, чтобы говорить со ними. Всего лишь этим днем, в маленькой часовне, я...
— Что?