— Назад! Назад! — кричал ей Алфант.
Она повернулась, увидела его, и стала подгонять детей к укрытию, где залегли Алфант и двое Призраков.
— Ради феса! — воскликнул Майло, видя, как они приближаются. Лазерный огонь свистел возле голов маленькой, настойчивой процессии. Как он не попадал? Как они еще не умерли?
Бонин и Майло немного поднялись, и открыли огонь, прикрывая их, затем начали хватать плачущих детей и прятать за баррикадой, когда те доходили до них.
— Ну, давай! — кричал Алфант девушке. Казалось, что она даже не делала попыток пригнуться.
Она рисковала собой, когда побежала из укрытия и подхватила отставших детей. Выстрел слегка коснулся ее бедра. Каким-то образом, худая девушка держала их перед собой, пока они не добрались до укрытия.
— Я искал тебя,— сказал он.
Саббатина улыбнулась. — Я знаю.
Майло медленно пробрался к ним, заставляя всхлипывающих детей пригнуться, пытаясь, чтобы это звучало как игра.
— То, что ты сделала, было очень храбрым,— сказал он девушке. Она посмотрела на него, и Майло потерял слова. Он никогда в жизни ее не видел, но он ее знал. Так, как будто знал ее всегда.
Майло затряс головой, чтобы избавиться от беспорядка в мыслях. — Мы должны увести этих детей отсюда,— сказал он. — Бонин?
— Некуда! — крикнул Бонин неподалеку, среди съежившихся детей и других пилигримов.
Выстрелы раздавались с другого конца улицы. — Мы не можем пройти там. Майло скользнул вперед и осмелился глянуть на улицу впереди. Окружающие вспышки, завитки дыма ползли вдоль омываемой огнем подъездной дороге. Он видел, как люди подходят между людей с винтовками и в ужасных железных масках. Каждые несколько секунд, один или несколько поднимали оружие и стреляли в их сторону. Слишком много, чтобы только трое отразили нападение.
А потом стало даже как на учебных занятиях. Приближающаяся пехота Кровавого Пакта разошлась по краям разрушенной улицы. Что-то приближалось позади них.
— Он фес... — застонал Майло, когда осадный танк, раскрашенный в темно-красный цвет и замаранный отвратительными символами, вкатился в зону видимости.
— Сейчас не самое лучшее время для аудиенции,— сказал штабной офицер Цивитас Беати. — На город напали.
— Серьезно? Тогда составьте список более подходящих случаев, фес тебя! — проворчал Цвейл. Невозможно было прочитать выражение на упрямом лице солдата, в тяжелом обмундировании и сегментированной броне, возвышающимся над старым аятани, в свете канделябров атриума. Позади него были массивные бронзовые двери главы собора Экклезиархии, расположенные на вершине главной башни улья, и гравированные изображениями Киодруса, держащего чашу для Святой, чтобы омыть ее раны. Двери были непоколебимо закрыты.
— Отец, пожалуйста,— начал штабной офицер.
— Я проделал долгий путь, чтобы увидеть ее,— сказал ему Цвейл.
— Так же, как и большое число людей.
Цвейл разочарованно помахал своими тощими руками. — Вы знаете, кто я?
— Вы – Имхава Цвейл, и только старый мерзавец, как ты, может поднять такой переполох.
Голос шел сзади. Цвейл оглянулся и увидел другого человека в одеждах священника.
— Килош,— сказал он, кланяясь. Килош поклонился в ответ. — Вы далеко от храма аятани, брат,— сказал Цвейл.
— Условия для нашей преданности изменились, брат. Килош улыбнулся. — Неожиданно рад видеть тебя снова, сварливый ты старый смутьян.
— И я тебя, хотя ты выглядишь высокомерным и прямолинейным, как всегда. Мне нужно увидеть ее, брат.
— Это понятно всем на расстоянии крика. Я посмотрю, что смогу предпринять, за исключением...
— За исключением чего? — нахмурился Цвейл.
— Достаточно уже проблем за сегодняшнюю ночь. Больше я тебе ничего не стану объяснять. Цвейл притянул Килоша и понизил голос. — Я знаю, что ты думаешь. У меня мало того, что меньше, чем чистая репутация, но, так же, я сопровождал этих Танитских варваров слишком долго, чем это было бы хорошо для меня.
— Брат, я никогда не относил Гаунта и его людей к варварам.
Цвейл выдержал паузу. — Так же, как и я. Но ты боишься, что я пришел сюда, чтобы опорочить ее, увидя с глазу на глаз. Не поверить, как не поверил Гаунт.
— Его отсутствие веры, в самом деле, причиняет мне боль, брат.
— Даже не вполовину так, как мне. Он хороший человек, и честный, и я примкнул к его полку потому, что он преклонялся перед Святой. Я не знаю, что разрушило его веру, но это печалит меня.
Килош кивнул. — Так значит, ты не явился, как его эмиссар, чтобы разоблачить фальшивого идола?