— Мнѣ всегда казалось, что писать книжки должно быть очень трудно, замѣтила сестра, покачавъ головой.
— Ты не понимаешь меня, продолжалъ больной тѣмъ страшнымъ, замогильнымъ голосомъ, какимъ говорятъ люди безъ участія воли. — Ты считаешь меня жалкимъ человѣкомъ. Но еслибы я могъ отдохнуть годъ или два! Я упалъ въ твоихъ глазахъ, потому-что у меня нѣтъ денегъ, — да, я знаю, ты не любишь меня болѣе.
Онъ началъ горестно стонать. Къ счастію, мысли его тотчасъ-же приняли другое направленіе; онъ съ оживленіемъ вдался въ свои воспоминанія о Греціи, объ Италіи, а потомъ, повернувъ голову, сказалъ женѣ самымъ натуральнымъ тономъ:
— Знаешь, Эми, мы съ Биффеномъ ѣдемъ въ Грецію.
— Возьми и меня съ собою, Эдвинъ, сказала она, полагая, что онъ говоритъ сознательно.
Онъ не обратилъ вниманія на ея просьбу и продолжалъ тѣмъ-же обманчивымъ тономъ:
— Онъ заслуживаетъ отдыха. Вѣдь онъ бросился въ пламя, чтобы спасти свою рукопись. Не говори, что писатели не храбры!
Онъ весело засмѣялся.
Прошолъ еще день. Поутру доктора (приглашенъ былъ еще одинъ врачъ) объявили, что приближающійся кризисъ можетъ быть благопріятнымъ; но изъ словъ сестры Эми поняла, что положеніе больного признается безнадежнымъ. Поутру Рирдонъ проснулся, какъ казалось, отъ естественнаго сна и вдругъ вспомнилъ адресъ друга. Онъ сказалъ его, не прибавляя никакихъ поясненій, но Эми тотчасъ поняла и отправила телеграмму.
Биффенъ пріѣхалъ въ тотъ-же вечеръ, и Эми, при всемъ своемъ горѣ, была довольна, увидѣвъ на немъ приличный костюмъ. Дѣло въ томъ, что у него былъ братъ, довольно богатый купецъ, который помогалъ ему, когда тотъ обращался къ нему. Но Биффенъ дѣлалъ это лишь въ самой послѣднѣй крайности. Узнавъ о пожарѣ, братъ прислалъ ему десять фунтовъ въ видѣ вещественнаго доказательства своего сочувствія.
Увидѣвъ Эми, Биффенъ ничего не былъ въ состояніи сказать и только съ тревогой всматривался въ ея поблѣднѣвшее лицо. Она описала ему въ короткихъ словахъ положеніе своего мужа.
— Я опасался этого, сказалъ онъ. — Я видѣлъ, что онъ уѣзжалъ совсѣмъ больной. А Вилли, надѣюсь, поправился?
Вмѣсто отвѣта, молодая женщина опустила голову и залилась слезами. Биффенъ молчалъ, вчужѣ подавленный этими ударами рока.
Эми первая вошла къ мужу, чтобы предупредить его о пріѣздѣ друга, и, немного погодя, вышла и сказала Биффену съ блѣдной улыбкой:
— Онъ въ сознаніи и очень радъ, что вы пріѣхали. Только не давайте ему много говорить.
Перемѣна въ лицѣ Рирдона была гораздо замѣтнѣе для свѣжаго человѣка, чѣмъ для окружающихъ: въ осунувшихся чертахъ, въ большихъ, ввалившихся глазахъ и тонкихъ, безцвѣтныхъ губахъ ясно читалось приближеніе смерти. Подержавъ съ минуту въ своихъ рукахъ исхудалую руку друга, Биффенъ почувствовалъ, что у него подступаютъ къ горлу судорожныя рыданія, и принужденъ былъ отвернуться.
Эми угадала, что мужъ хочетъ что-то сказать ей, и наклонилась къ нему.
— Попроси его остаться. Дай ему комнату въ гостинницѣ.
— Хорошо, сказала она и пошла распорядиться.
Биффенъ просидѣлъ возлѣ друга съ-полчаса.
На вопросъ больного, получилъ-ли онъ отвѣтъ отъ издателей, онъ сдѣлалъ отрицательный жестъ. Когда онъ всталъ, чтобы уйти, Рирдонъ сдѣлалъ ему знакъ наклониться и прошепталъ:
— Это не бѣда... Зато она опять моя!
Биффенъ не чувствовалъ ни малѣйшаго раздраженія противъ Эми; видъ ея слезъ такъ-же глубоко трогалъ его, какъ и видъ умирающаго друга; они опять соединились, и любовь его къ нимъ обоимъ была сильнѣе всякой привязанности, какую онъ когда-либо испыталъ.
Часа черезъ два онъ опять пришолъ къ другу. Лицо Рирдона было уже мертвенно блѣдно, губы посинѣли, дыханіе стало еще короче и учащеннѣе. Биффенъ уже не надѣялся, что онъ узнаетъ его. Но въ то время какъ онъ сидѣлъ, опустивъ голову на руки, Эми дотронулась до него; Рирдонъ повернулъ къ нимъ лицо съ сознательнымъ видомъ.
— Ужъ я не поѣду съ вами въ Грецію, явственно произнесъ онъ.
Снова воцарилась тишина. Биффенъ не сводилъ глазъ съ помертвѣвшаго лица. Немного погодя черты его смягчились улыбкой, и умирающій опять заговорилъ:
— А помните, какъ часто я цитировалъ:
Мы только вещество
Для грёзъ; и наше краткое существованье Безмолвнымъ, вѣчнымъ сномъ окружено...
Остальныхъ словъ нельзя было разобрать; больной, какъ-бы истощенный этимъ усиліемъ, закрылъ глаза и снова впалъ въ забытье.
Поутру, когда Биффенъ вышелъ изъ своей комнаты, ему сказали, что другъ его умеръ въ третьемъ часу ночи. Въ то-же время ему подали записку отъ Эми, которая приглашала его зайти къ ней въ этотъ вечеръ. Онъ провелъ день въ долгой прогулкѣ по морскому берегу. День былъ солнечный, море сверкало золотомъ, и волны подъ своими пѣнистыми гребнями отливали сине-зеленымъ цвѣтомъ. Никогда еще Биффенъ не чувствовалъ такъ своего одиночества на свѣтѣ, какъ въ этотъ день.