— Очень благодаренъ тебѣ за эту критическую оцѣнку моего характера и моихъ манеръ; но, къ сожалѣнію, я слишкомъ старъ, чтобы исправиться. Я полагалъ, что зная обстоятельства моей жизни, ты извиняешь недостатокъ веселости въ моемъ характерѣ.
Въ этомъ ироническомъ замѣчаніи сквозила жалость къ себѣ, и голосъ Юля слегка дрожалъ.
— Не о веселости рѣчь, папа; объ этомъ я никогда не стала-бы говорить.
— Ты хочешь сказать, что у меня дурной нравъ, — раздражительный, мрачный? Не спорю; но опять-таки спрашиваю тебя: какъ сложилась моя жизнь? Могла-ли она хорошо повліять на мой характеръ? И, наконецъ, объясни, пожалуйста, чего ты хочешь отъ меня, являясь ко мнѣ съ обвиненіемъ моего характера и поступковъ. Сдѣлай милость, говори прямо. Хочешь-ли ты, чтобы я далъ средства тебѣ съ твоею матерью жить отдѣльно отъ моей непріятной персоны? Мои доходы, какъ тебѣ извѣстно, очень невелики, но, конечно, я сдѣлаю все возможное, чтобы исполнить твое требованіе.
— Жаль, что ты такъ плохо понимаешь меня, папа!
— Мы лучше понимали другъ друга, пока ты не подчинялась чужому вліянію.
Намекъ этотъ былъ внушонъ ему тайнымъ желаніемъ оправдаться въ глазахъ дочери, давъ ей косвенно понять истинную причину его рѣзкости.
— Я не подчинялась никакому вліянію, которое было-бы враждебно тебѣ, возразила Мэріанъ.
— Ты такъ думаешь? Но въ подобномъ дѣлѣ легко ошибиться.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, и могу тебя увѣрить, что не ошибаюсь.
Отецъ пытливо поглядѣлъ на нее.
— Не станешь-же ты отрицать, что ты находишься въ дружескихъ отношеніяхъ съ лицомъ, которое во всякую минуту готово оскорбить меня.
— Я не знаю такого лица. Объясни, пожалуйста, кто это?
— Объясненія излишни, и лучше прекратить этотъ разговоръ, который не можетъ повести ни къ чему, кромѣ напрасныхъ споровъ.
Мэріанъ помолчала и потомъ начала тихимъ и нетвердымъ голосомъ:
— Потому-то мы, быть можетъ, и не понимаемъ другъ друга, что никогда не говоримъ о томъ, на что ты намекаешь. Если ты думаешь, что мистеръ Мильвэнъ — твой врагъ, то жестоко ошибаешься.
— Когда человѣкъ вступаетъ въ союзъ съ моимъ худшимъ врагомъ и долженъ стараться угождать ему, то я вправѣ считать его способнымъ оскорбить меня при первомъ удобномъ случаѣ. Не нужно быть глубокимъ сердцевѣдомъ, чтобы понимать это.
— Но я знаю Мильвэна лучше чѣмъ ты.
— Знаешь?..
— Да; ты дѣлаешь твои выводы изъ общихъ правилъ, а я знаю, что въ этомъ случаѣ они непримѣнимы.
— Вѣрю, что ты говоришь искренно, но, повторяю, этотъ споръ ни къ чему не приведетъ.
— Позволь сказать тебѣ одно: твое подозрѣніе, что ту рецензію въ «Current» писалъ Мильвэнъ, было совершенно неосновательно. Онъ самъ увѣрялъ меня, что онъ непричастенъ ей.
Юль покосился на дочь, и по лицу его скользнула тѣнь заботы; но она тотчасъ смѣнилась саркастической усмѣшкой.
— А ты, конечно, придаешь вѣсъ словамъ этого джентльмена?
— Что ты хочешь сказать, папа? вскричала Мэріанъ, и въ глазахъ ея сверкнуло негодованіе. — Ты думаешь, что Мильвэнъ лгалъ?
— Я не считаю этого невозможнымъ, сказалъ отецъ тѣмъ-же тономъ.
— Но по какому праву ты такъ грубо оскорбляешь его?
— По тому-же праву, душа моя, по какому я высказываю свое мнѣніе обо всякомъ человѣкѣ. Прошу тебя не принимать театральныхъ позъ и не говорить со мною тономъ драматической актрисы. Ты желала, чтобы я говорилъ съ тобою прямо, — я и сказалъ тебѣ прямо мое мнѣніе. Я предупреждалъ тебя, что этотъ разговоръ не приведетъ ни къ чему хорошему.
— Литературные споры сдѣлали тебя неспособнымъ ясно судить о вещахъ. Какъ я жалѣю, что не могу на-вѣкъ отказаться отъ ненавистной профессіи, которая такъ искажаетъ умъ!
— Было-бы гораздо проще, возразилъ отецъ, — держаться подалѣе отъ такихъ людей, которые дѣлаютъ изъ этой профессіи орудіе своего эгоизма, не ищутъ ничего, кромѣ матеріальнаго успѣха, и во всякомъ сближеніи съ другими имѣютъ въ виду одинъ личный разсчетъ.
Онъ значительно поглядѣлъ на дочь. Она опустила глаза и задумалась.
— Я говорю съ глубокимъ убѣжденіемъ, продолжалъ отецъ, — и съ желаніемъ предохранить тебя отъ опасности, которую можетъ навлечь на тебя твоя неопытность. Я даже радъ теперь, что ты дала мнѣ случай...
Его прервалъ двойной ударъ въ наружную дверь, возвѣщавшій прибытіе телеграммы. Юль умолкъ и принялъ выжидательную позу. Послышался шумъ отворяемой двери въ прихожей и приближающіеся шаги служанки. Это была дѣйствительно телеграмма. Юль вскрылъ ее, пробѣжалъ глазами и остался стоять въ той-же позѣ, уставившись глазами на клочекъ бумаги, пока служанка не спросила, будетъ-ли отвѣтъ.