— Не будетъ, отвѣтилъ онъ, и медленно скомкавъ въ рукѣ конвертъ, бросилъ его въ корзину съ бумагами, самую-же телеграмму положилъ на письменный столъ. Потомъ онъ въ раздумьи поглядѣлъ на дочь, продолжавшую стоять опустивъ голову.
— Я считаю безполезнымъ продолжать этотъ разговоръ, сказалъ онъ совершенно другимъ тономъ, какъ-будто въ этотъ минутный промежутокъ времени случилось нѣчто настолько важное, что совершенно отвлекло его мысли отъ предмета спора съ дочерью. — Впрочемъ, если ты имѣешь еще что-нибудь сказать, то я готовъ слушать, прибавилъ онъ.
Горячка Мэріанъ остыла. Она казалась теперь грустной и разсѣянной.
— Я попросила-бы тебя только не портить намъ жизнь твоею раздражительностью.
— Я уѣду завтра на нѣсколько дней; тебѣ, безъ сомнѣнія, пріятно узнать это.
Мэріанъ машинально обратила глаза на телеграмму.
— Что касается твоихъ занятій въ мое отсутствіе, прибавилъ отецъ рѣзкимъ и взволнованнымъ голосомъ, совсѣмъ непохожимъ на тотъ, которымъ онъ говорилъ до сихъ поръ, — то я предоставляю тебѣ дѣлать что хочешь. Я уже замѣчалъ съ нѣкоторыхъ поръ, что ты менѣе охотно помогаешь мнѣ, чѣмъ въ былое время; а теперь, когда ты и сама откровенно призналась въ этомъ, мнѣ, разумѣется, не доставитъ никакого удовольствія обращаться къ твоей помощи; занимайся чѣмъ знаешь, по твоему собственному вкусу. Въ голосѣ его слышалась горечь, но не злоба; онъ замѣтно смягчился и перешолъ въ нѣкотораго рода самодовольный пафосъ. — Въ мое отсутствіе я поразмыслю о твоихъ обличеніяхъ и постараюсь не давать тебѣ болѣе повода жаловаться.
Онъ сѣлъ и разсѣянно устремилъ глаза въ сторону.
— Ты обѣдалъ, надѣюсь? спросила Мэріанъ, всматриваясь въ его блѣдное, усталое лицо.
— Я закусилъ, это все равно.
Ему какъ будто нравилось напускать на себя видъ мученика.
— Принести тебѣ что-нибудь покушать?
— Мнѣ — нѣтъ, ничего не надо, отвѣтилъ онъ, потомъ порывисто всталъ, подошолъ къ столу и положилъ руку на телеграмму. Наблюдавшая за нимъ Мэріанъ замѣтила, что онъ чѣмъ-то озабоченъ.
— Ты ничего не имѣешь болѣе сказать мнѣ? спросилъ онъ, круто повернувшись къ ней.
— Ничего, хотя я чувствую, что ты не понялъ меня.
— Я очень хорошо понимаю тебя; а если ты не понимаешь меня и не довѣряешь мнѣ, то это понятно: ты молода, а я старъ. У тебя есть будущее, есть надежды, а меня онѣ уже столько разъ обманывали, что я не могу вѣрить имъ. Суди меня какъ знаешь. Брось меня, иди своей дорогой, какъ всегда дѣлаетъ молодежь; только помни мое предостереженіе.
Онъ какъ-то странно волновался, и рука его, лежавшая на телеграммѣ, замѣтно дрожала. Немного помолчавъ, онъ прибавилъ глухимъ голосомъ:
— Ступай теперь, оставь меня. Мы еще поговоримъ завтра утромъ.
Мэріанъ, удивленная его видомъ, тотчасъ повиновалась и вернулась къ матери въ гостиную. Та встрѣтила ее тревожно-вопросительнымъ взглядомъ.
— Не бойся, сказала Мэріанъ, съ трудомъ выговаривая слова. — Я думаю, что теперь будетъ лучше.
— Онъ получилъ телеграмму? спросила мать, помолчавъ.
— Да, и сказалъ, что завтра долженъ уѣхать на нѣсколько дней.
Мать и дочь переглянулись.
— Не заболѣлъ-ли дядя? тихо вымолвила Мистриссъ Юль.
— Можетъ быть.
Вечеръ скучно дотянулся до конца. Мэріанъ, усталая отъ волненій этого дня, рано легла спать и встала поутру позже обыкновеннаго. Сойдя внизъ, она уже нашла своего отца за завтракомъ. Они не поздоровались и не разговаривали за столомъ, и Мэріанъ чувствовала только, что мать значительно поглядываетъ на нее. Но она была слишкомъ разстроена, чтобы обратить на это вниманіе. Выходя изъ-за стола, отецъ позвалъ ее въ кабинетъ. Когда она вошла, онъ холодно посмотрѣлъ на нее и сказалъ безучастнымъ тономъ:
— Вчерашняя телеграмма принесла извѣстіе о смерти твоего дяди.
— Умеръ!
— Да, умеръ отъ апоплексическаго удара на одномъ митингѣ въ Ватльборо. Я уѣзжаю туда сегодня утромъ и конечно останусь на похороны. Для тебя я не вижу надобности ѣхать, если ты сама не желаешь этого.
— Нѣтъ, я не поѣду, если это не нужно.
— Въ музей тебѣ лучше-бы не ходить въ мое отсутствіе. Занимайся чѣмъ тебѣ вздумается.
— Я буду продолжать выписки изъ Гаррингтона.
— Какъ знаешь. Относительно траура посовѣтуйся съ матерью. Это все, что я хотѣлъ тебѣ сказать.
Тонъ его показывалъ, что онъ отпускаетъ ее. Въ душѣ Мэріанъ боролись различныя чувства, но она не находила, что отвѣчать на холодныя фразы отца. Часа черезъ два послѣ того Юль ушолъ изъ-дому, ни съ кѣмъ не простившись.
До обѣда мать съ дочерью не имѣли случая говорить о смерти Джона. Мэріанъ сидѣла въ кабинетѣ отца, а Мистриссъ Юль была занята по хозяйству. За обѣдомъ мать спросила: