— Какъ-же это могло-бы быть извѣстно мнѣ? Не сами-ли вы объяснили сейчасъ, почему вы должны были скрывать свои чувства?
Упрекъ былъ заслуженъ и его трудно было отразить. Джэсперъ на минуту отвернулся, но вдругъ порывисто взялъ обѣ руки дѣвушки.
— Что-бы ни говорилъ я, что-бы ни думалъ въ прошломъ, — это ничего не значитъ. Я люблю васъ, Мэріанъ, и хочу, чтобы вы были моею женой. Никогда, ни одна женщина не производила на меня такого впечатлѣнія, какое вы произвели съ перваго взгляда. Еслибы я имѣлъ слабость ухаживать за другою женщиной, то я сознавалъ-бы, что сворачиваю съ пути, ведущаго къ моему истинному счастью. Забудемъ на минуту всѣ наши «обстоятельства». Вотъ я держу ваши руки, гляжу вамъ въ лицо и повторяю, что люблю васъ. Каковъ-бы ни былъ вашъ отвѣтъ, а я люблю васъ.
До этой минуты сердце ея только слегка трепетало. Ей было грустно чувствовать, что любовь, которую она такъ долго питала, какъ-будто спряталась въ самый отдаленный уголъ ея сердца отъ спокойныхъ разсужденій Джэспера. Она была смущена, въ ней поднимался дѣвичій стыдъ, но она не испытывала того сладостнаго волненія, которое оправдало-бы всѣ ея тайныя мечты. Но теперь сердце ея забилось сильнѣе. Отвернувшись и опустивъ глаза, она ждала повторенія ноты, прозвучавшей въ его послѣднихъ словахъ. Она почувствовала перемѣну въ рукахъ, державшихъ ея руки: онѣ стали горячѣе, влажнѣе, и отъ этого ощущенія по жиламъ ея какъ-будто пробѣжала электрическая искра. Джэсперъ пытался привлечь ее къ себѣ, но она машинально отодвинулась отъ него.
— Мэріанъ...
Ей хотѣлось отвѣчать, но какое-то капризное чувство удерживало ее отъ этого.
— Мэріанъ, любите вы меня? Или я оскорбилъ васъ моими словами?
Она мягко высвободила свои руки. На лицѣ Джэспера появилось выраженіе нѣкоторой растерянности.
— Вы не оскорбили меня, сказала Мэріанъ; — но я боюсь, что вы ошибаетесь, считая меня нужной для вашего счастья.
Онъ замѣтилъ, что лицо ея и шея покрылись краской, и это возвысило ея красоту. Волненіе ея передалось ему.
— Ваша любовь важнѣе для меня всего на свѣтѣ! вскричалъ онъ, придвигаясь къ ней. — Я ду. маю только о васъ, только о васъ, моя прелестная, кроткая, разсудительная Мэріанъ!
Онъ обнялъ рукою ея талію, и она не отталкивала его болѣе. Что-то похоже на рыданіе и какой-то странный, тихій смѣхъ открыли ему заговорившую въ ней страсть.
— Любите вы меня, Мэріанъ?
— Люблю.
Послѣдовалъ тихій, музыкальный шопотъ, безпрестанно прерывавшійся поцѣлуями. Мэріанъ закрыла глаза и отдалась во власть этому чудному сну. Это былъ первый ея жизненный опытъ, первое отклоненіе отъ умственной рутины. Она сбросила съ себя педантизмъ своихъ вседневныхъ занятій, какъ сбрасываютъ неудобное платье, и осталась въ одной своей женственности. Разъ или два она оглядывалась на самое себя и чувствовала себя виновной, нескромной; но вслѣдъ затѣмъ радостная волна страсти снова охватывала ее, туманила память и заглушала мысль...
— Гдѣ мы можемъ видѣться? спросилъ наконецъ Джэсперъ.
Рѣшить этотъ вопросъ было не легко. Прогулки подъ открытымъ небомъ были-бы не по сезону; приходить къ нему Мэріанъ не могла, какъ не могъ и онъ приходить въ домъ ея отца.
— Отецъ вашъ все еще не терпитъ меня.
— Я не надѣюсь, чтобы онъ скоро перемѣнился, грустно сказала она, размышляя о послѣдствіяхъ ея новыхъ отношеній къ Джэсперу.
— Онъ не дастъ согласія на нашъ бракъ?
— Боюсь, что это будетъ для него горькимъ разочарованіемъ. Онъ просилъ у меня моихъ денегъ, чтобы основать новый журналъ.
— Который онъ намѣренъ самъ редактировать?
— Да. Полагаете вы, что онъ можетъ имѣть успѣхъ?
Джэсперъ покачалъ головой.
— Вашъ отецъ не годится въ редакторы журнала, Мэріанъ. Я говорю это не изъ желенія унизить его, но у него нѣтъ редакторской жилки. Это была-бы пагубная затѣя.
— Я сама чувствую это. Но теперь объ этомъ нечего и думать, прибавила она съ улыбкой поглядѣвъ на него.
— Успокойтесь, сказалъ онъ. — Подождемъ немного, пока я не отдѣлаюсь отъ Фэджа, и тогда отецъ вашъ убѣдится, какъ искренно желаю я быть полезнымъ ему. Боюсь, что для него будетъ слишкомъ тяжело потерять вашу помощь.
— Да. Было-бы жестоко съ моей стороны покинуть его; въ особенности теперь, когда онъ объявилъ мнѣ, что зрѣніе его начинаетъ слабѣть. Какъ жаль, что братъ ничего не оставилъ ему лично! Вѣдь отецъ имѣлъ на это болѣе правъ, чѣмъ Эми или я. Литература всю жизнь была его проклятіемъ. Дядя Джонъ не терпѣлъ ее, оттого и позабылъ о братѣ.
— Но какъ-же намъ видѣться?.. Вотъ что я придумалъ: я буду жить съ моими сестрами; у насъ будутъ двѣ гостиныхъ, и приходя къ нимъ, вы можете бывать и у меня. Вѣдь этимъ предразсудкамъ такъ легко удовлетворить...