— Только сумасшедшій можетъ говорить такія вещи, возразила Мэріанъ, вырываясь изъ рукъ матери. — Чѣмъ-бы ни объяснялись его слова, я не стану болѣе терпѣть. Я довольно потрудилась для него и имѣю право на лучшее обращеніе со мною. Другое дѣло, еслибы онъ имѣлъ хотя малѣйшую причину ненавидѣть Джэспера; но это не болѣе какъ слѣпое предубѣжденіе, послѣдствіе его столкновеній съ другими людьми. По какому праву онъ оскорбляетъ моего будущаго мужа, называя его пройдохой?
— Онъ такъ много страдалъ, что у него испортился характеръ; онъ сталъ вспыльчивъ...
— И я тоже вспыльчива, стало быть, чѣмъ скорѣе мы разойдемся съ нимъ, тѣмъ лучше.
— Ты всегда была такая терпѣливая, Мэріанъ.
— Моему терпѣнію есть границы. Я не потерплю, чтобы со мною обращались какъ съ существомъ безправнымъ и безчувственнымъ. Каковъ-бы ни былъ мой выборъ, но такъ обращаться съ человѣкомъ нельзя. Онъ обманулся въ надеждахъ! Но что-же это, законъ природы, что-ли, чтобы дѣтей приносить въ жертву родителямъ? Мои деньги понадобятся моему мужу, и онъ способенъ сдѣлать изъ нихъ лучшее употребленіе, чѣмъ сдѣлалъ-бы отецъ. Ему не слѣдовало-бы даже разсчитывать на нихъ; я имѣю такое-же право на счастье, какъ и всякая другая женщина.
Она вся дрожала отъ гнѣва, но любовь придала ея матери силу убѣжденія. Она уговорила дочь пойти наверхъ, гдѣ грудь ея облегчилась наконецъ слезами. Впрочемъ, въ своемъ рѣшеніи съѣхать отъ отца она осталась непреклонной.
— Мы не можемъ оставаться подъ одною кровлей, сказала она, немного успокоившись. — Онъ не въ силахъ подавлять своей злобы на меня, а мнѣ слишкомъ тяжело чувствовать къ нему то, что я чувствую. Я возьму комнату по близости, и ты будешь часто приходить ко мнѣ.
— Но у тебя нѣтъ денегъ, Мэріанъ, со слезами возразила мать.
— Я могу занять пока нѣсколько фунтовъ. Дора Мильвэнъ ссудитъ мнѣ. Вѣдь я навѣрное скоро получу мои деньги.
Вскорѣ послѣ того, Мистриссъ Юль вошла въ кабинетъ своего мужа. Услыхавъ ея шаги, онъ обернулся и грозно сверкнулъ на нее глазами.
— Если ты пришла говорить о Мэріанъ, то не трудись напрасно! Я не могу слышать ея имени.
Она помолчала въ нерѣшимости, однако преодолѣла свою робость.
— Ты выгоняешь ее, Альфредъ, изъ нашего дома. О, какъ это нехорошо, какъ это нехорошо!
— Если не уйдетъ она, то уйду я, — понимаешь? А разъ я уйду, то уже не вернусь. Выбирай-же изъ насъ двоихъ, выбирай!
Онъ поддался вспышкѣ дикой злобы, заглушившей въ немъ всякую способность разсуждать, а сознаніе чудовищнаго безразсудства, которое онъ совершилъ въ этомъ состояніи, только усилило его ожесточеніе противъ всѣхъ.
— Не будь я такой бѣдной и безпомощной, сказала его жена, упавъ на стулъ и давая волю слезамъ, — я ушла-бы отъ тебя вмѣстѣ съ нею, прожила-бы у нея до ея свадьбы, а потомъ стала-бы жить въ своемъ собственномъ углу. Но у меня нѣтъ за душой ни одного пенни, и я слишкомъ стара, чтобы зарабатывать свой хлѣбъ. Я была-бы только бременемъ для дочери.
— Пожалуйста, не затрудняйся этимъ, уходи! закричалъ Юль. — Ты не останешься безъ средствъ, пока я могу работать; а когда не буду въ состояніи, то судьба твоя, во всякомъ случаѣ, будетъ не хуже моей. Твоя дочь могла-бы обезпечить мою старость, ничего не теряя; но она нашла, что отъ нея слишкомъ много требуютъ. Уходи! Дай мнѣ дожить остатокъ дней на свободѣ. Можетъ быть, я еще выгадаю нѣсколько лѣтъ, избавившись отъ проклятія, которое я навлекъ на себя своею глупостью.
Послѣ этого оставалось только прекратить разговоръ. Мистриссъ Юль ушла въ гостиную и цѣлый часъ проплакала тамъ, а потомъ, погасивъ лампы, потихоньку ушла наверхъ.
Юль провелъ ночь въ своемъ кабинетѣ и заснулъ только подъ утро. Онъ проснулся чуть свѣтъ, частью отъ холода, частью отъ хлопнувшей двери, показавшей ему, что служанка уже встала. Онъ всталъ, одѣлся и вышелъ изъ дома, чтобы согрѣться моціономъ и разсѣяться отъ душившей его злобы и отъ гнетущаго чувства безнадежности. Онъ не отдавалъ себѣ яснаго отчета въ своемъ поведеніи наканунѣ вечеромъ, не старался оправдываться въ собственныхъ глазахъ и не спрашивалъ себя, уйдутъ-ли отъ него въ этотъ день дочь и жена; ему хотѣлось только уйти изъ своего дома, отъ своей семьи, и не знать, что тамъ дѣлается. Пусть будетъ, что будетъ!" Выйдя на улицу, онъ съ облегченіемъ вздохнулъ, словно выйдя изъ удушливой атмосферы.