Джек сделал все возможное. Вежливо объяснил сэру Перси, что в интересах Мелинды взять отпуск. Конечно, он высоко ценит ее как радиоведущую, но она поторопилась с выходом на работу. Он заверил, что, как бы прекрасно я ни справлялась с работой, Мелинда может быть спокойна: место остается за ней. Но дядюшка Перси ответил, что Мелинде самой решать, а у него нет ни времени, ни желания вмешиваться. И Мелинда вернулась. Никто не смог ничего поделать. Она притащила с собой своего ребенка по имени Покахонтас. И няню.
— Занятые ваботающие мамы, такие как я, не могут позволить себе бвать отпуск, — заявила Мелинда на совещании в понедельник. — И боюсь, мое отсутствие отвицательно сказывается на пвогвамме.
— Спасибо, Мелинда, — ответила я. От едва сдерживаемой ярости у меня чесалось лицо. Хотелось выть и рыдать.
— Не обижайся, Минти, — успокоила она. — Ты не виновата. Хотя, конечно, по свавнению со мной тебе не хватает опыта.
— Минти — прекрасная радиоведущая, — покраснев, дерзнул высказаться Джек. — Никто бы не справился лучше.
При этих словах на лице у Мелинды проступило раздражение. И мы поняли истинную причину, заставившую ее примчаться обратно: Мелинда знала, что у меня получается лучше.
— Не надо чувствовать себя неудачницей, — произнесла она снисходительно.
— Я и не чувствую.
— В любом случае, Минти, нет ничего плохого в том, что ты — всего лишь обычный веповтев, — продолжила она с деликатностью отбойного молотка. — Не стоит завидовать из-за того, что тепевь я буду вести пвогвамму, а не ты.
Я посмотрела на нее и вдруг расхотела плакать.
— И не думала завидовать, Мелинда, — мой голос звучал спокойно. — Какая чушь. Я в ярости!
Меня бесит, что картавая толстуха получила прекрасное место радиоведущей исключительно благодаря своему дяде!
Все дружно ахнули и уставились на меня, открыв рты. Я так и слышала, как они думают: «Неужели Минти это сказала? Неужели она способна на такое?» Джек вытаращил глаза. Уэсли тоже. Я сама поражалась тому, что сделала. Наконец-то у меня получилось! Мне удалось высказать в глаза ужасную, неприятную правду. Я взглянула на Мелинду. В лице у нее не было ни кровинки, однако, к моему удивлению, она не только не собиралась взрываться от злости, но, похоже, была настроена сохранять невозмутимость.
— Я пвопущу мимо ушей твои гвязные вугательства, — произнесла она вкрадчиво, — потому что понимаю: ты вазочавована, что ничего у тебя не вышло. Ты начала зазнаваться, Минти, слишком много вообважать. О тебе написали в «Тайме»? И что с того? Честно гововя, это ничего не значит.
«Уа-а! Уа-а!» Няня передала орущего младенца Мелинде, та расстегнула блузку, вывалила грудь размером с футбольный мяч, всю в голубых прожилках, будто сыр с плесенью, и как ни в чем не бывало продолжала разговор.
— Я — обвазец для подважания, — радостно провозгласила она. — Ситвонелла Пвэтт непвава. Соввеменные женщины могут иметь все свазу. Я тому доказательство!
Так меня понизили. Гарпии устремились вниз и пожрали то, что осталось от моего успеха. Я умудрилась и тут сесть в лужу. На игровом поле жизни мне снова забили гол. Я взобралась на самую высокую лестницу и рухнула вниз с катастрофической быстротой. Нелегко было возвратиться к работе репортера. Казалось, сердце не выдержит и разорвется. В довершение всего я стала специальным корреспондентом по делам семьи и материнства. Мне доставались репортажи об уходе за младенцами, крещении, опекунстве и низком содержании сперматозоидов в семени…
— Детские благотворительные фонды, — сказал Джек в следующий понедельник.
— Что? — переспросила я. Он застиг меня за просмотром объявлений о работе в «Гардиан».
— Детские благотворительные фонды, — повторил он, подошел и наклонился над моим столом. — Думаю, мы должны сделать репортаж о… — Он умолк и заглянул в газету, где я обвела в кружок три объявления. Уши у меня загорелись, я сложила «Гардиан» пополам. — Минти… — тихо произнес Джек. У него был подавленный вид. — Ты же не собираешься увольняться?
— Ну-у… — смущенно протянула я. Мне не хотелось, чтобы Джек узнал о поисках нового места, но нужно было что-то делать со своей карьерой, тем более что недавний опыт работы радиоведущей, пусть и недолгий, прибавлял мне шансов.
— Прошу тебя, не уходи, — попросил Джек, покручивая кусочек пленки.
— Боюсь, придется, — честно ответила я. — Здесь у меня никаких перспектив нет.
Джек вздохнул и пододвинул стул.
— Послушай, я понимаю, тебе сейчас нелегко, — прошептал он, косясь на Мелинду. — Сама знаешь, у меня связаны руки. Но ситуация может измениться.
— Как? — тоже шепотом отозвалась я. — Мелинда никогда не уйдет. А я не могу вести другие программы. «События» — единственная передача на нашей радиостанции.
— Я хочу пустить в эфир несколько новых шоу, — сообщил Джек. — Как только рейтинги пойдут вверх. И когда это произойдет, ты будешь первой на очереди.
— Но какие у нас шансы? — усомнилась я. — Рейтинги на нуле. Мне здесь нравится, однако нельзя же ждать счастливой возможности, которая, может, никогда и не появится.
— Что ж, — со вздохом произнес он и поднялся на ноги. — Делай, как считаешь нужным.
Мне вовсе не хотелось искать другую работу. На самом деле эта идея мне претила. Как будто я замышляла предательство. Думая о том, что придется покинуть радио «Лондон», я приходила в смятение. Но разве был другой способ справиться с острым разочарованием от случившегося? Линия моей жизни в очередной раз резко скакнула вниз. Я понимала, каково пришлось Сизифу, который толкал огромный камень вверх по отвесному горному склону. Каждый раз, когда до вершины было рукой подать, камень скатывался вниз. «Dum Spiro, Spero», — вяло повторяла про себя я. А иногда и: «Dum Spero, Spiro». Я уже потеряла всякую надежду, была в отчаянии, а потому очень обрадовалась, когда через несколько дней мне позвонил Джо.
— Извини, что не связался с тобой после эфира, — сказал он. — Улетал в Нью-Йорк. А у тебя талант. Ты потрясающе ведешь программу.
— Нет, — расстроенно произнесла я.
— Точно тебе говорю, — заверил он.
— Нет!
— Ага… Понятно, хочешь, чтобы я сказал гадость. Что ж, ты дерьмово ведешь программу.
— Нет, это не так.
— Господи, тебе не угодить.
— Я уже не веду программу, — огрызнулась я. — Делаю репортажи.
— Что?
— Меня опять понизили. Мелинда вышла из отпуска.
— Не повезло.
— Да уж.
— Ты, наверное, расстроена.
— Да, — измученно согласилась я. — Не то слово.
— Тогда давай я приглашу тебя на ужин, развеселишься.
— На ужин? — я оживилась. — Куда? — В глубине души теплилась надежда, что он поведет меня в «Одетт», на Риджентс-Парк-роуд. «Одетт» — шикарное, дорогущее место. Вместо этого он предложил:
— Пойдем в «Пиццу-хат».
И вот в субботу вечером я отправилась в Камден на встречу с Джо. Можно было бы поехать на метро или на автобусе, но я пошла пешком. Погода стояла отвратительная, прямо как мое настроение. Над улицами висел густой туман. Моросил противный дождик. На тротуаре лежали большие коричневые листья платана, похожие на отрубленные кисти рук, в воздухе пахло плесенью и гнилью. Подняв воротник, я перешла канал Риджентс. В вечернем сумраке дымила одинокая баржа, тускло поблескивая огнями. Я свернула на Парквей, и голубой неон ресторанной вывески резанул по глазам сквозь туман. Толкнув стеклянные двери, я увидела Джо: он читал, сидя под огромным зеркалом. И вдруг поднял глаза, улыбнулся.
— Как противно тебя снова видеть, — радостно произнес он, по-дружески обняв меня.
— Тебя тоже, вонючка!
— Выпьешь чего-нибудь?
— Да. Выпью, — кивнула я с многозначительной усмешкой. — В моем положении только и осталось, что напиться.
Джо заказал бутылку вина, а я огляделась: маленькие столики с мраморными столешницами, простые деревянные стулья, высокие пальмы в горшках.
Изогнутые листья нависали над нашими головами, как опахало. Он разлил шардоне, и мы стали изучать меню.