— Что ж, мне пора домой, — сказала я. — Надо вызвать такси.
Но Джо не потянулся к телефону. Он стоял и смотрел на меня. Просто смотрел и все. Но я знала, что пути назад нет. Поэтому подошла к телефону и стала набирать номер. Вдруг Джо накрыл мою руку своей ладонью и опустил трубку.
— О, Минти, — произнес он и коснулся моего рта губами. — О, Минти. — Джо взял мое лицо в ладони, потом расстегнул блузку и повел меня по тесному коридору.
Через минуту в темноте его спальни мы скинули одежду и дали волю своим желаниям.
— О, Минти, — бормотал он. — О, Минти. — Он все время повторял мое имя. Это было здорово. Именно то, в чем я так нуждалась. Он был мне нужен. Такой… милый. — О, Минти, — опять произнес он.
— Доминик, — выдохнула я.
— Что?! — Джо вскочил с кровати со скоростью спринтера, и комнату залил безжалостно яркий свет. Я резко выпрямилась, схватившись за простыню.
— Что ты сказала? — спросил Джо. Он был чернее тучи.
— Ничего, — промямлила я.
— Нет, сказала! Ты назвала меня Доминик.
— Нет.
— Да.
— Что, правда?
— Да.
Господи, какой кошмар!
— Ой. Ну… прости, — я начала впадать в панику. — Случайно вырвалось. Я не нарочно. Слушай, извини. Мне правда очень жаль. Пожалуйста, Джо, не сердись. Но было слишком поздно. Он уже надел трусы и натягивал через голову свитер.
— Я же тебя предупреждал! — бросил он, кинувшись из спальни в гостиную. — Я же говорил: у тебя слишком много лишнего багажа. Тонны, тонны, воз и маленькая тележка. — Он схватил трубку и принялся набирать номер. — Алло, вызов такси? Альберт-стрит, 160, пожалуйста, до Принсез-роуд. Первый этаж. — Он вернулся в спальню и натянул джинсы. — Разумеется, ты еще не готова, — продолжал он. — Ты все еще одержима этим ублюдком. И ради бога! Можешь сходить по нему с ума сколько угодно. Дело твое. Только меня в это не вмешивай.
Декабрь
Происшествие с Джо добило меня окончательно. Мне было гадко, потому что я сама все испортила. Едва мы стали близки. В ту самую минуту, когда я поняла, как он мне нравится, как он мне нужен. И на работе все прахом пошло. Джо был неправ, утверждая, что я по-прежнему схожу с ума от Доминика. Ничего подобного. Я просто допустила промах, вот и все. Такое может случиться с каждым. Минутный провал в памяти. Я сожалела о нем всем сердцем. Вот и теперь, стоило мне взять книгу, лежавшую на прикроватной тумбочке в комнате для гостей, где теперь жила я — я, а не Эмбер! — и взглянуть на его фото, как меня опять одолели угрызения совести. Наутро после того случая я позвонила ему, мучаясь раскаянием и жутким похмельем, вся как на иголках, но он включил автоответчик. Я оставила сообщение, однако Джо не перезвонил. Расстроившись, я собралась, было звонить еще раз, но передумала. Я сама вырыла себе яму и продолжала рыть. Должно пройти время, и тогда, быть может, он сам объявится. С тех самых пор я пребывала в жуткой депрессии, то и дело срывалась — не то, что Эмбер, которая, наконец, обрела душевное спокойствие. И если меня отбросило на шаг назад, кузина, похоже, продвинулась на три гигантских скачка вперед.
— Я ощущаю безмятежность, — выдала она сегодня утром. Мы прогуливались по супермаркету «Сейнз-бериз» в Камдене. — Понятия не имею почему, но впервые после разрыва с Чарли я наполнена позитивной энергией, расслаблена и ощущаю внутреннее сияние.
— Везет некоторым, — горько позавидовала я. О скандальном происшествии с Джо я решила ей не рассказывать.
Она направилась к прилавку с деликатесами.
— Я будто снова стала самой собой, Минти. Обрела свое прежнее «я». Весь мир открыт передо мной. С тех пор как мы поменялись комнатами, работа над книгой идет прекрасно. Меня переполняет оптимизм и творческая энергия. Я действительно ощущаю… Полфунта сыра фета, пожалуйста. Да, я так счастлива, Минти. Я обрела спокойствие…
— Извините, фета кончился, — сообщила продавщица отдела деликатесов. — Может, возьмете кусок копченой моцареллы?
— Копченой моцареллы? — Эмбер окинула ее ледяным взглядом, будто продавщица предложила ей кусок копченого попугая.
— Да, — кивнула продавщица, — копченый сыр моцарелла, восемь фунтов за кило.
— Но я не хочу копченой моцареллы, — процедила Эмбер. Она еле сдерживала злобу, ее нижняя губа дрожала.
«Боже, — подумала я, — неужели она сейчас устроит сцену? Ведь речь идет всего лишь о сыре!»
— О'кей. Мы возьмем копченую моцареллу, — объявила я продавщице, пытаясь говорить твердо, но спокойно, не проявляя агрессии, как нас учили на семинаре.
— Нет, черт возьми! — огрызнулась Эмбер.
— Почему же? — возразила я. — Люблю моцареллу.
— Минти, не понимаю, как можно быть такой бесчувственной! — зашипела Эмбер, и в глазах у нее появились слезы. Господи, что происходит?
— Эмбер, — тихо произнесла я, оттащив ее от прилавка с деликатесами. — Ради бога, в чем проблема?
— Проблема в том, Минти… — начала она. Слезы ручьями струились по щекам. — Проблема в том, — снова попыталась объяснить она и всхлипнула. — Проблема в том, что копченая мо… моцарелла… любимый сыр Чарли!
— Ой, — вымолвила я.
— Любое напоминание о нем как нож по сердцу. И эта ужасная женщина заставляла меня взять копченую моцареллу, а ведь я просила сыр фета, и даже ты не понимаешь…
— Я же понятия не имела!
— Ну, ты лучше всех меня знаешь, — всхлипывала она. — Ты обязана была знать, что Чарли всегда любил салаты с моцареллой, а не с сыром фета. И не просто с моцареллой, — уточнила она почти в истерике. — Не с крошащейся, водянистой, противной резиновой гадостью в вакуумной упаковке. Нет! С копченой! Обязательно с копченой!!! Теперь ты понимаешь, Минти? Теперь до тебя дошло?
— Мне кажется, ты перегнула палку, — ответила я. Эмбер яростно толкала перед собой тележку. — Ты могла бы просто сказать: «Нет, спасибо, мы возьмем эдам».
— Все намного сложнее, — скулила она, направляя тележку к полкам с консервами. — Как ты не понимаешь, — она остановилась и взяла банку ананасов кусочками в сиропе, — чтобы пережить разрыв, требуется очень много времени. Целая вечность, — она толкнула тележку и всхлипнула. — Вечность! — О боже, на нас вытаращился весь супермаркет. — Я никак не могу забыть Чарли, — рыдала Эмбер, пулей проносясь мимо прилавка с горячительными напитками. — Это очень длительный процесс, Минти. Я должна оплакать наш разрыв.
— Знаю, — раздраженно буркнула я.
— Тебе не понять!
— Почему же, я как раз прекрасно понимаю, — мой голос звучал резко. Мы завернули к замороженным продуктам. — Ты, похоже, забыла, что жених бросил меня в день свадьбы.
— Подумаешь! — пренебрежительно отмахнулась она. — Тебе куда легче. У тебя веселый и простой характер.
— Ну, спасибо.
— Правда, Минти, — произнесла она, разглядывая прилавок с йогуртами. — Ты — дитя Аполлона, светлая и жизнерадостная. Un ceur simple[48], как говорил Флобер. Но у меня натура Диониса, темная, творческая и разрушительная. — Она взяла упаковку натурального йогурта. — Мои переживания глубже и острее.
— Ты понятия не имеешь, что я чувствую! — рявкнула я.
— Нет, имею!
— Нет… — я осеклась. На нас все пялились. — Не имеешь, — тихо, но многозначительно произнесла я. — Потому что даже не интересуешься моими чувствами.
— Почему же ты сама не расскажешь?
— Потому что — разве ты не замечала? — я никому не рассказываю.
— Почему нет?
— Не хочу. А, кроме того, другим это неинтересно.
— Минти!
— Но ты! — зашипела я. — Ты можешь говорить только о себе. Кричишь о своих чувствах — так называемых чувствах — на каждом углу, каждому встречному!
— Неправда.
— Нет, правда. Даже перед незнакомыми людьми выворачиваешься наизнанку! Ты как те идиотские здания Ричарда Роджерса [49]. Все, что должно быть внутри, выставлено наружу!
— Минти! — Эмбер вытаращила свои и без того огромные зеленые глаза. — Не знаю, что на тебя нашло в последнее время. Раньше ты была такой милой!
— Ну и что! — взорвалась я. — Я больше не хочу быть милой. Хватит с меня добрых дел. Думаешь, почему я пошла на семинар? Доброта до хорошего не доводит, — в ярости продолжала я, хватая пакетик имбирного печенья. — Я была такой доброй, что жених бросил меня в день свадьбы! Я такая милая, что делаю работу за всех! Из-за своей бесхарактерности я всегда на втором месте. Да на каком втором! На последнем! Я такая милая, — бушевала я, — что отдала тебе собственную спальню!