Я посмотрела на нее и ничего не ответила.
— Хорошо, — сказала она и положила секатор. — Хорошо-хорошо. Скажу начистоту. Я не без задней мысли хвалила его, поддерживала знакомство. Надеялась, когда он вернется в Лондон, вы двое … — Она выразительно на меня посмотрела.
— Так и вышло, — бесцветным голосом созналась я.
— Правда? — обрадовалась Хелен.
— Да.
— Так это же здорово! Просто чудесно.
— Нет, — остудила я подружкины восторги. — Это ужасно.
— Почему? Он тебе не нравится?
— Нет. Нравится. Очень.
— Так в чем же проблема?
— Проблема в том, что когда мы с ним… ну, ты понимаешь… я нечаянно назвала его Домиником.
— Ой, — огорчилась Хелен. — Боже, ты его оскорбила.
— Да, но не так, как ему нравится.
— Что?
— О, прости. Это у нас с ним такая игра. Да, он очень расстроился и теперь не желает со мной разговаривать. Говорит, у меня слишком много лишнего багажа. И что я все еще не забыла Дома.
— Ну, в этом он прав, — подтвердила она и выдернула из алюминиевого ведра пушистую веточку гипсофилы. — Прошло уже пять месяцев, Минти, — рассуждала она, надрезая стебель. — Жизнь продолжается. Мне очень бы хотелось, чтобы ты смогла, наконец, забыть Доминика. Он не стоит твоих переживаний!
— В каком-то смысле я уже смирилась с тем, что произошло. Но мне никак не удается понять, почему он так поступил.
— Что ж, Минти, для твоих друзей все очевидно. Мы сразу поняли, что он какой-то… дерганый, нервный. Это же очевидно. Чтобы мужчина боялся летать на самолете? И он слишком любил командовать, — продолжала она. — Ты души в нем не чаяла, но все мы видели, как он пытается тебя задавить. Подпускал шпильки, если ты осмеливалась высказать свое мнение. Закатывал глаза, когда ты говорила дольше минуты. Утверждал, будто ты любишь умничать, хотя мозгов у тебя ноль. Чарли считает, что Доминик постоянно издевался над тобой.
— На вечеринках он часто наступал мне на ногу под столом, когда ему казалось, что я слишком много болтаю. Или тайком сжимал мне руку, чтобы я заткнулась.
— Кошмар! — возмутилась она. — Как ты только терпела? Кем он себя возомнил? Сам распространялся только о страховках, — презрительно поморщилась Хелен. — Неужели он не понимал, что так не принято?
И я подумала: «Действительно, несмотря на все эти книги по этикету, весь этот глянец и лоск, налет светскости, Доминик так и не научился вести себя в обществе».
— Чарли всегда его недолюбливал, — сообщила Хелен. — Признался, что не хотел быть шафером на вашей свадьбе. Как знал. Ведь что получилось… Доминик потом звонил пару раз, пытался извиниться, но Чарли не взял трубку. Тебе повезло, что ты выбралась из этого дерьма, Минти, — она кипела от ярости. — Зачем тебе мужчина, который так обращался с тобой еще до свадьбы?
— Зачем?
— Да, зачем? Почему ты сама его не бросила?
Почему… Почему? Боже, как я ненавижу этот вопрос. Постоянно его слышу, и, откровенно говоря, мне это совсем не по вкусу.
— Ну, отношения такая… сложная штука, — замялась я. — Люди держатся друг за друга по разным причинам. И все шло не так уж плохо. Иногда Дом превосходно ко мне относился, и его так интересовала моя карьера.
— Его интересовала внешняя сторона, престиж, — возразила Хелен, отрезая кусок целлофана, — возможность ввернуть в разговоре: «Моя жена — знаменитая радиоведущая». Вот что его заботило. Готова поспорить, если бы ты была учительницей, медсестрой или флористом, как я, он бы даже не взглянул в твою сторону. — В ее словах была доля правды. — И ты изменилась, Минти, — продолжала она. — Сделалась такой тихоней, будто собака, которая боится побоев. Ты стала… — она погрозила мне секатором, — совсем на себя не похожа. Честно говоря, Минти, ты превратилась в коврик, о который он вытирал ноги.
— Знаю. И как ни странно, я подозреваю, что потому-то он меня и бросил.
— Но он же хотел, чтобы ты такой стала! Этого и добивался.
— Да, но потом ему это наскучило. Он потерял ко мне всякое уважение. Понимаешь, я думаю, в том, что произошло, есть доля моей вины. Уж слишком я милая. Терпела все это дерьмо.
— И продолжаешь терпеть! — ввернула Хелен. — Ты все еще слишком добра к Доминику. Даже согласна взять вину на себя! Ради бога, Минти…
— Что ж, в отношениях участвуют двое, — пожала плечами я. — Не может быть так, чтобы вина целиком и полностью лежала на ком-то одном.
— Это мелочный, неуравновешенный человек, Минти. Жестокий и бессердечный эгоист. Поэтому он так и поступил.
— Одного я не понимаю: зачем планировать свадьбу, доводить дело почти до конца, заключать брачный контракт, оформлять страховку, как сделал Доминик, если ты не намерен говорить «да» в день свадьбы? Это бессмысленно, Хелен. Это изводит меня. Я так до конца и не поняла причин. Поэтому я не могу о нем забыть. Поэтому я опростоволосилась с Джо.
— Позвони Доминику и потребуй объяснений. Потребуй внятного ответа.
— Не хочу.
— Иди к нему домой и заставь все объяснить. У тебя есть на это право, Минти, потому что он поступил чудовищно.
— Не пойду, — отрезала я. — Гордость не позволит. К тому же сейчас уже слишком поздно.
— Тогда ты, возможно, так и не узнаешь правды, а значит, не сможешь забыть прошлое. Это будет терзать тебя годами, — добавила Хелен, отрезав кусочек ленточки. — Джо прав: ты тащишь за собой слишком много лишнего багажа. Извини, что я так прямолинейна, — сказала Хелен. — С тех пор как мы были в Париже, я в первый раз заговариваю с тобой о Доминике. Раньше я не могла говорить откровенно: слишком свежа была рана. А потом в моей судьбе произошла перемена. У нас не было возможности побеседовать по душам. — На пальце у Хелен поблескивало обручальное кольцо. Большой темный рубин в оправе из крошечных бриллиантов.
— Когда свадьба?
— Четырнадцатого февраля.
— В День святого Валентина, — вздохнула я.
— Чарли — тупой ублюдок, — в который раз повторила Эмбер. — Давай же! Говори: Чарли… тупой… ублюдок.
Педро недоуменно воззрился на нее и моргнул.
— Зря тратишь время, — сказала я.
Эмбер прицепила к клетке ленточку серебристой мишуры, которую попугай тут же принялся жевать.
— Хочешь повесить гирлянду на елку? — спросила она — весь день Эмбер украшала мохнатое деревце, которое теперь весело поблескивало игрушками на подоконнике.
— Вешай сама, — отмахнулась я, листая еженедельник «Стар». Что-то на сегодня предсказывает хоррорскоп [53] Шерил фон Штрумпфхозен? Так-так, Весы, знак дружелюбия и равновесия. По губам моим скользнула горькая усмешка. «Весы, будьте оптимистичны. В вашей жизни скоро вновь все наладится, — писала Шерил. — Счастливые мгновения посыплются как из рога изобилия. Горизонт уже проясняется». Хм… Не без опаски, я все-таки позволила робкому огоньку надежды затеплиться в душе. Потом взглянула на гороскоп Рака — посмотреть, что ждет Дома. Никак не избавлюсь от этой привычки, читать его гороскоп. Правда, на сей раз, я рассчитывала узнать, что у него все плохо. «Раки, — вещала Шерил, — неспокойные и тяжелые времена позади, и вам наконец-то воздастся по заслугам». Мое сердце подпрыгнуло: вот и отлично, с ним наверняка произойдет что-то плохое. Потом мне стало интересно, а кто Джо по гороскопу? Передо мной лежала рождественская открытка, подписанная просто: «Люблю, Минти». Как бы мне хотелось, чтобы он произнес: «Люблю Минти».
— Рождество — это здорово, правда? — спросила Эмбер. Похоже, она радовалась от души. На удивление быстро оправилась.
— Знаешь, Минт, это такое облегчение, — произнесла она, вешая бумажные гирлянды. — То, что случилось, еще раз доказывает, какой мелкий человек этот Чарли. И минуты не прошло, как мы расстались, а он уже любезничал с твоей подружкой Хелен!
— М-м-м… да, — промямлила я.
— Значит, он не способен на тонкие чувства. Совершенно не способен. И как банально! — с презрением воскликнула она. — Шафер бежал с подружкой невесты. Кошмар!
Эти ее слова заставили меня осознать: а ведь кто-то выжил под руинами моей свадьбы и даже обрел свое счастье. И, слава богу, пусть даже это была не я.
— Я настолько разочарована в Чарли, — донесся до меня голос Эмбер, — что не включу его в свой следующий роман.
— Вот и ладно, — порадовалась я.