— Как он мог? — всхлипывала я. — Как он мог, так скоро?
— Это ни в какие ворота не лезет, — отрезала Эмбер и для убедительности добавила: — Ублюдок! Между прочим, Чарли сделал то же самое, — с горечью заключила она.
— Да, но у Чарли были на то причины, Эмбер. Сама посуди, он хотел иметь детей, а ты нет.
— И неудивительно. Ребенок портит фигуру, и ты оказываешься на восемнадцать лет прикована к дому. А по истечении этих восемнадцати лет никто из друзей уже не хочет с тобою знаться, потому что ты впадаешь в маразм и начинаешь страдать недержанием.
— Дело твое, — я закатила глаза, не переставая всхлипывать. — Но Чарли был другого мнения. И вам пришлось расстаться. Ничего неясного. Но я не понимаю, как это Доминик так быстро умудрился найти новую пассию. Когда успел узнать ее достаточно, чтобы сделать предложение? — Я заревела. — Если только… — Сердце будто сжала ледяная ладонь.
— Ты же не думаешь, что он… — начала Эмбер. Глаза ее сузились в щелочки. Я видела, как завертелись колесики у нее в голове.
— Не знаю, — хрипло пробормотала я. — Об этом я не подумала.
— А может, зря? — тихо проговорила она. — Может, это и есть ответ на все твои вопросы, Минти.
— Может быть, — поежилась я. Мне стало не по себе. Какая же я наивная, какая дурочка… Как это мне не пришло в голову, что Доминик изменяет.
— Или девица залетела, как Хелен, — предположила Эмбер. — Но если подумать, — рассудительно добавила она, — не могу представить, что такой, как Доминик, женится из-за этого.
Самое ужасное, Эмбер была права.
— Нет, это невозможно, — рыдала я. — Наверное, он… он… любит ее. Наверное, у него был… был с ней роман. Но тогда почему он не порвал со мной?
— Минти… — тихо произнесла Эмбер, очищая яблоко для Педро.
— Что?
— Хм! Не знаю, стоит ли говорить тебе об этом, но я знакома с Вирджинией Парк.
— О… — прошептала я, шокированная донельзя.
— Хочешь, расскажу? — спросила она. — Ты хочешь знать, кто она такая?
Я посмотрела на нее, сомневаясь, хочу ли этого.
— Да, — проговорила я тихим, бесцветным голосом. — Расскажи.
— Она из довольно богатой семьи, — сообщила Эмбер.
— Это видно по адресу, — вздохнула я, совершенно убитая, и снова взглянула на объявление: — Поместье Хайвью, Мелтон-Моубрей.
— Наследница огромного состояния. Свинофермы.
— Отлично. Повезло ей. Но откуда ты знаешь?
— Учились в одной школе.
— Понятно. — На меня вдруг нашел страх, к горлу подкатила тошнота. — Она красивая? — спросила я.
— Обычная, — расплывчато сформулировала Эмбер. — Лошадиное лицо, икры толстые, как у Хилари Клинтон, тонюсенькая верхняя губа. И ей сейчас уже тридцать восемь, она на четыре года старше меня. — Надо сказать, меня это приободрило, даже очень. И крайне удивило.
— Доминик не стал бы связываться с женщиной старше него, — заметила я. — Он сам мне говорил, что не понимает, как это некоторые мужчины берут в жены женщин на несколько лет старше. Утверждал, что это неправильно и сам он никогда бы так не сделал.
— Да, но у Вирджинии денег куры не клюют. Может, для нее он готов был сделать исключение.
— Но у него полно денег, — усомнилась я. — Вряд ли он купился на такое. Другое дело, хорошая семья, — горько признала я. — Это для него важно. Знатность, древний род и все такое. К тому же из провинции.
— Никакой у них не древний род, — отмахнулась Эмбер. — Ее и в школе дразнили выскочкой. Называли Свинаркой и Пятачком. Из грязи в князи.
— Значит, она такая же, как Доминик.
— У нее был очень визгливый голос, — вспоминала Эмбер. — Ужасно неприятный. У всей этой семейки дурной вкус. Помню, мы покатывались со смеху, когда на школьный праздник они заявились в золотом «порше».
— Кошмар!
— Еще она обожала командовать. Все время одергивала меня. Надо же, и он женится на такой особе, — подивилась Эмбер, непонимающе передернув плечами.
Женится… О боже! Это уж слишком. Я обхватила голову руками.
«Счастливого Нового года!» — пожелал почтальон, с которым я столкнулась у порога своего дома, направляясь на работу. Моя улыбка вышла мрачной. Никакой он был не счастливый, этот Новый год. Напротив, несчастный. Худшего еще не выпадало на мою долю. И опять Шерил фон Штрумпфхозен угодила пальцем в небо. «Горизонт уже проясняется», — предсказала она. Чушь собачья, Шерил! Кто бы сомневался, впереди у меня только хорошее. А как же Доминик? Разве ему «воздалось по заслугам»? Разве он заслужил счастье с другой женщиной, а тем более так скоро? Он бросил меня в день свадьбы, но это еще ничего. Гораздо хуже, что он, как ни в чем не бывало, нашел новую пассию и сделал ей предложение, а не прошло и пяти месяцев! Боль, которая только начала отступать, вернулась, набрав удвоенную силу. Рану разбередили, и она снова кровоточила.
Рабочий день я отбывала, как каторжный срок. Сдавали нервы, и я все время срывалась. Злость на Мелинду подливала масла в огонь.
— Минти-и-и, — проблеяла она умоляюще.
— Да? — буркнула я, стараясь не дышать носом: она меняла младенцу подгузник на своем рабочем столе.
— Пвоклятье! — ругнулась она. — Не подгузник, а наказание какое-то!
— У ребенка есть няня, пусть она этим и занимается, — огрызнулась я. — Причем желательно на автостоянке!
— Я ее уволила. От нее никакого пвоку. А двугую пока не нашла. Знаешь, Минти, я уже уволила твех нянь. Можешь себе пведставить?
— Да, — бесстрастно ответила я. — Могу.
— Так вот, Минти, — продолжала Мелинда, решительно не замечая, что мой тон холоднее айсберга. — Ты мне не васскажешь еще вазок пво евво? Я что-то никак в толк не возьму.
— И рада бы, Мелинда, — я была сама вежливость, — но ничего в этом не смыслю.
— Минти, — промямлил Уэсли. У него был радостный вид, и за ним волочился длинный хвост пленки.
— Извини, Уэсли, — отрезала я. — У меня нет времени заниматься твоими пленками, так что выкручивайся сам.
— Я и не собирался просить тебя о помощи, — обиделся он. — Просто хотел поделиться. Хотел рассказать тебе о…
— Извини, Уэсли, — я надела наушники. — Очень занята, у меня нет времени. — Терпение на нуле — вот что со мной происходит. А ненависть к людям зашкаливает. Мне не хотелось выслушивать исповеди о чужих проблемах. Мое сердце зачерствело, оделось броней. Я обнесла его рвом, соорудила подвесной мост и поставила сторожить подступы шестерых ротвейлеров. «Решающий фактор» мог мной гордиться.
У Джека тоже был подавленный вид, но я не стала выяснять почему. Я была полна решимости уйти с головой в работу и тихонько корпеть над ней, похоронив мысли о Доминике и его последнем увлечении под необъятными грудами пленки.
За следующие несколько дней я выдала на-гора уйму репортажей. Чего там только не было: гражданские браки, матери-подростки, пятидесятипятилетняя матрона, беременная близнецами, которых зачали в чашке Петри. «Уж лучшее делать скучные финансовые обзоры, — сердито думала я, — или программы о спорте, моде и ежовых бегах в Милтон-Кейнс. Что угодно, только не семья и воспитание детей». Мне надоело растравлять раны. Поездка к Ситронелле Прэтт не прибавила положительных эмоций.
— Хорошо провели Рождество, Араминта? — осклабилась она.
— Отлично, — солгала я.
— Наверное, были у родителей?
— Да-да, вы правы.
— Как славно, — умилилась она. — А у нас было столько гостей! — в ее тоне сквозило самодовольство. — Даже такой прекрасный большой дом с трудом вместил приглашенных. Но все же, — ворковала она, — мы умудрились всех устроить. А как Новый год? — спросила она через плечо, наклоняясь за книгой. — Загадывали желание? Погодите-ка… я угадаю: найти себе мужа, не так ли?
— Нет, — ответила я. — Моим новогодним желанием было удавить вас и расчленить.
Ситронелла обернулась и недоуменно уставилась на меня:
— Что вы сказали?
— Я сказала, мое новогоднее желание — удивить вас и впечатлить.
— А… Знаете, у вас, одиноких женщин, столько мужества, — проникновенно просюсюкала она, опуская свой огромный зад на близлежащий стул. — Не представляю, как вы со всем справляетесь.