— Почему она так грубит? — ужаснулась Эмбер.
— Наверное, ненавидит работать в ночную смену, — предположила я. — Злится, что больше не ведет «События», и вымещает злобу на слушателях.
— На нее могут пожаловаться в Комиссию стандартов радиовещания, — сказала Эмбер.
«А сейчас векламная пауза», — произнесла Мелинда.
Ландшафтное садоводство — это искусство. Позвоните в компанию «Сад и огород». У нас работают опытные специалисты…
Я выключила радио. Было уже три часа ночи, а Пердита так и не родила. И вдруг мы кое-что увидели. Появился маленький пузырик, потом что-то белое, и на газету выскользнуло крохотное, влажное, пушистое существо, напоминающее утонувшего мышонка. Пердита быстро повернулась, раскусила оболочку и начала облизывать новорожденного котенка шершавым язычком.
— Это был трехцветный кот из квартиры 31, — убежденно произнесла я, увидев тигровые полоски.
— Слава богу, не рыжий, — с улыбкой облегчения проговорила Эмбер. Котенок вытянул передние лапы — они были не больше бумажных скрепок — и вслепую стал нащупывать дорогу.
— Ой! — вскрикнула Эмбер, когда котенок нашел сосок и стал пить молоко.
Пердита урчала и мяукала, потом ее снова пронзила судорога, и, через несколько минут, появился еще один котенок, тоже в мешочке. Пердита энергично его облизала, и он тоже присосался к ее животу.
— Близняшки! — воскликнула я. И тут мы услышали странный хруст.
— Ой, смотри! — восторгалась Эмбер. — Она съедает послед! Правда здорово, Минти?
— Не знаю, — поежившись, произнесла я.
— Мудрость матери-природы, — проворковала Эмбер, глядя, как Пердита хрумкает плацентой. — Там полно витаминов.
Поразительно: как Эмбер, испытывающая глубокое отвращение к человеческим родам, может с таким восторгом принимать роды у кошки? Котята попискивали, как игрушечные крысы, а Пердита вылизывала сморщенные тельца и нежно похлопывала их передними лапами, чтобы они ели. И все урчала и урчала. Потом ее тело снова напряглось.
— Три! — закричали мы через две минуты.
— Тройняшек ей не осилить, — сказала Эмбер. — Придется помочь.
Через двадцать минут все вроде бы закончилось. У живота Пердиты слепо толклись три мокрых котенка, будто плыли брассом сквозь ее мех. Только мы собрались накрыть коробку одеялом, чтобы им было уютно, темно и спокойно, как началось копошение. Пердиту снова пронзил спазм, и появился четвертый котенок. Он был не похож на других — черный и щуплый. И как-то странно двигался. Крошечные лапки лихорадочно дергались, голова заваливалась на бок. Пердита понюхала котенка, но вылизывать не стала. Она вообще его проигнорировала. Мы сняли оболочку ватой и подтолкнули котенка к матери, но та делала вид, будто его не существует.
— Пердита, будь добра, накорми своего четвертого малыша, — насупилась Эмбер. И снова подтолкнула к ней котенка, но безрезультатно.
Прошло полчаса, а маленького так и не покормили. Все попытки Эмбер обратить на него внимание Пердиты ни к чему не привели. Три котенка сосали молоко за милую душу, а их маленький братик неподвижно лежал на газете. Он постоянно мяукал, будто от боли, маленькая грудка беспокойно вздымалась. Каждый раз, когда мы пытались придвинуть его к соскам Пердиты, он бессильно откидывался назад.
— Он умрет, — прошептала Эмбер. — Минти. — Она была в слезах. — Мне кажется, он умрет. — Котенок действительно выглядел очень слабым. Он распростерся без движения, тяжело дыша. С ним явно было что-то не в порядке.
— Как же нам быть? — тосковала Эмбер, снова подпихивая Пердите котенка.
— Не знаю, — вздохнула я. Пролистала книгу «Все о кошках», но там ничего не говорилось о больных новорожденных котятах.
— Позвоню Лори, — объявила Эмбер. Я взглянула на часы: без пятнадцати четыре. — Я ему позвоню, — повторила она. Пошла в прихожую и набрала номер. Через несколько секунд я услышала ее голос. Она описала состояние котенка, сказала, что он лежит неподвижно в углу коробки. Ее голос срывался, и, очевидно, Лори приказал ей успокоиться и начал объяснять, что делать.
— Что он сказал? — спросила я.
— Он приедет.
— Но у него же сегодня экзамен. Она посмотрела на меня.
— Да. Я знаю. Он велел гладить котенка, очень нежно, это поможет улучшить кровообращение.
Так мы и сделали — по очереди массировали котенка, пока Лори не постучал в дверь. На нем были джинсы и пижамная куртка. Волосы всклокочены со сна. Он осмотрел котенка, попытался заставить Пердиту покормить его, но та упорно пренебрегала своими обязанностями. Котенок начал быстро и неровно дышать.
Лори вздохнул, покачал головой:
— Мне очень жаль, но тут ничего не поделаешь.
— Что значит «ничего»? — вскинулась Эмбер. Он пожал плечами:
— Закон природы. Животные — жестокие существа. Когда они понимают, что с одним из детенышей что-то не так, то просто оставляют его умирать.
— Он погибнет, — горестно простонала Эмбер.
— Если бы я мог чем-то помочь. Но от меня ничего не зависит. Котенок явно болен, и, боюсь, нам ничего не остается, как позволить природе взять свое.
Эмбер зарыдала, и я тоже утирала слезы. Вы скажете: большое дело, всего лишь какой-то котенок, зачем расстраиваться? Но это было ужасно — сидеть рядом с умирающим малышом и понимать, что ты не в силах помочь.
Когда Лори ушел, мы еще час торчали под лестницей. Было уже шесть утра. Котенок дышал все реже и больше не мяукал. Мы закрыли коробку одеялом и пошли спать.
— Хочешь, я похороню его? — спросила я, когда мы поднимались по лестнице. Эмбер кивнула и шмыгнула носом.
Через три часа я проснулась, и меня тут же охватил страх. Я вылезла из кровати и стала внушать себе, что надо спуститься и заглянуть в коробку. И тут услышала крик Эмбер.
— Он жив!!! — вопила она. Взбежав по лестнице, кузина распахнула дверь в мою комнату. — Минти, котенок жив! Он не умер!
Я бросилась вниз и увидела малыша, который вместе с остальными уткнулся Пердите в живот. Та с невозмутимым видом кормила его, будто вчера ночью ничего и не было.
— Не понимаю, — прошептала я. По щекам у меня, как и у Эмбер, текли слезы. — Это замечательно, но я ничего не понимаю.
— Это чудо, Минти, — восторженно заявила Эмбер. — Случилось чудо! — Она была возбуждена. Плакала и смеялась, потом побежала к телефону, но остановилась на полпути. — Лори все равно нет дома! — воскликнула она. — Он на экзамене.
— Тогда оставь ему сообщение.
— Лори, — услышала я ее голос — она наговаривала сообщение на автоответчик. — Это Эмбер. Большое спасибо, что согласился приехать вчера ночью. К счастью, ты ошибся с диагнозом. Котенок жив и здоров! Он пьет молоко! Это настоящее чудо. Не знаю, как это случилось, но теперь все в порядке. Котенок воскрес. И поэтому мы назовем его Иисусом!
— Ты с ума сошла? — накинулась я, когда она положила трубку.
— Нет. Котенок воскрес из мертвых!
— Так назови его Фениксом или Лазарем. Тебе не кажется, что некоторые люди могут оскорбиться?
— Нет. Мы назовем его Иисусом, — отрубила она и расхохоталась, как сумасшедшая. Она была вне себя от радости. И снова схватилась за телефонную трубку. По разговору я поняла, что звонит она в местную газету.
— Алло, — проговорила она. — Отдел новостей? Это Эмбер Дейн. Хочу сообщить вам прекрасные новости об Иисусе. Иисус жив! — восторженно воскликнула она. — Он восстал из мертвых и… о… правда? Хм-м, я просто подумала… может, вы заинтересуетесь… Да, отличная маленькая история про животных… О'кей. На этой неделе все занято… Что? Правда? Понятно… Боже! Спасибо. До свидания.
Эмбер зашла на кухню, где я заваривала чай.
— Сказали, что не хотят ничего слышать об Иисусе.
— Даже странно, — сыронизировала я.
— Нет, редактор сказал, что их больше интересует бог.
— Бог? — удивилась я.
— Да. Бог.
— Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой?
— Нет. Бог современной медицины Годфри Барнс. Доктор из клиники по лечению бесплодия. Судя по всему, он что-то натворил!
По дороге к метро я купила камденский «Нью джорнал» и на первой же странице прочла: «Скандал в Камдене: шокирующее признание доктора Барнса». Здесь же было напечатано большое фото профессора на ступенях клиники с подписью: «Знаменитый специалист по лечению бесплодия признает, что является отцом сотен детей». История попала во все газеты. «Новый метод лечения бесплодия», — язвила «Мейл». «Крестный отец», — кидала камень «Миррор». «Папа-доктор», — острила «Сан». Я пребывала в растерянности: так все эти младенцы — его дети? Очевидно, он использовал собственную сперму, и не один год. Пациенты встревожились, когда лечение бесплодия стало открытой темой. Женщины рассказывали друг другу, что обращались в клиники, и обсуждали врачей. И выяснилось, что у большинства детей, рожденных после лечения у Барнса, зеленые с искорками глаза и рыжие волосы. Естественно, мужья стали подозревать жен. Как говорится, сложили два и два, и получилось четыре. Оказалось, четыре — правильный ответ. Точнее, четыреста. Четыреста младенцев. Озорник Годфри, бог современной медицины. Теперь ему грозило разбирательство в Генеральном медицинском совете и обвинение в грубом попрании профессиональной этики. Некоторые мужья угрожали подать в суд, другие хотели оставить своих жен. Привлечение к уголовной ответственности всего лишь вопрос времени. Бедняга Годфри. Идиот несчастный. Какие же ему придется платить алименты? Миллионы и миллионы фунтов.