- Слушай, Григорий, что тебе говорят!
Не сказала - приказ отдала.
Обстановка в доме казалась обычной. Только и удивляло, что отсутствие икон.
А то, что всё как-то неряшливо, так это верно из-за отсутствия женской руки. Сам хозяин тоже особого впечатления не производил - невзрачный бельмоватый мужичок, неопределенного возраста. Такой по улице мимо пройдёт - и не заметишь.
- Дело твое щепетильное, - глядя прямо в глаза, сказал мужичонка. - Как бы опосля ты разворот не дал... подстраховаться бы мне следовало, сам должен понимать. Я, как бы это сказать, всё-таки, какой-никакой, а «исполнитель заказа».
Зазвучали малиновым звоном колокола Богородицкой церкви, лицо хозяина перекосилось, словно от мучительной внутренней боли, или, как это бывает - когда скребут гвоздём по стеклу. В помещении тут же запахло жжёной серой. Бельмоватый несколько раз глубоко вздохнул полной грудью, казалось, от этого запаха ему стало намного лучше:
- Не в детские игрушки играем, Гриша, полдела и ты должен сработать. По крайней мере, обещаю - с моей стороны всё будет исполнено гладко, комар носа не подточит.
Григорий усилием воли заставил себя припомнить те ночные фантазии про Настенины перси и жало купчишкина сына. Нахлынула злоба, сразу стало легче.
- Хорошо... Говори, что нужно сделать?
Он уже прекрасно осознал, о каком «договоре» идёт речь, но злая ревность, гнев и обида взяли верх над здравым смыслом.
Хозяин довольно крякнул, поставил перед ним на стол глиняную чашу, рядом положил острозаточенный якутский нож:
- Плесни сюда своей крови!
Отвернув рукав, Григорий, не сомневаясь более, полоснул ножом по тыльной стороне ладони. В чашу полилась кровь.
- Достаточно, не усердствуй, много не нужно.
Евдокия тут же перевязала ладонь невесть откуда взявшейся чистой тряпицей. Знала об этом зловещем ритуале, наверняка загодя и приготовила.
- Сегодня же присмотришь на погосте «Мучин крест» свежую могилу без креста на надгробии, с вечера наберёшь в любой церкви святую воду и в полночь жди меня у западного входа на кладбище.
- На «Мучином кресте»? - уточнил Григорий. Хозяин недовольно зыркнул на него своим бельмом.
- Я неясно выразился?
- Понял, сделаю.
- Не забудь взять с собой лопату.
- Зачем?
- Там увидишь...
«Мучин крест».
Кладбище для захоронения воров, насильников, самоубийц и нищебродов пользовалось в городе дурной славой; люди и днём-то старались обходить его стороной, а уж ночью тем паче. Когда-то, говорят, там был мученически убит и распят на перевёрнутом кресте припозднившийся беспечный прохожий. Отсюда и пошло название погоста. Полиция, говорили, так и не смогла найти преступников.
Крестов на могилах там было мало - заботиться о покое усопших чаще всего оказывалось некому.
Однако же свежая могила нашлась сразу - судя по выцарапанным на деревянной дощечке словам, в ней покоился мужчина сорока лет. От чего он умер - неизвестно. Запомнив место, Григорий направился в Никольскую церковь за святой водой и сразу домой.
Долгое состояние крайнего возбуждения и ожидание близкой развязки дали о себе знать: в животе ощущался неприятный холодный ком, как во время массированного вражеского артобстрела тяжёлыми орудиями, когда при близких разрывах снарядов всё тело сковывал животный страх, и хотелось забиться как можно глубже в землю. При этом, осознавая, что в случае чего и земля не поможет выжить.
В знойном июльском воздухе явно чувствовался запах горелой серы, этот запах преследовал Гришу повсюду.
Глаз сам собой подмечал плохие приметы и всякую чертовщину. Верный дворовый пёс при виде возвращающегося молодого хозяина заскулил, поджал хвост и забился в конуру, чего раньше с ним никогда не бывало. Ладонь, которую резал, чтобы скрепить договор кровью, враз зажила - на ней остался только чистый розовый шрамик.
Дождавшись, когда домочадцы уснут, Григорий взял лопату, склянку со святой водой и направился в сторону «Мучина креста». Выходя из дома, отставной прапорщик прихватил с собой наган. Случись что, он никому не позволит дать себя в обиду.
Прежде чем сунуть под рубаху, откинул барабан, вытряхнул на ладонь и придирчиво перебрал пальцами все семь патронов-близнецов.
Пока шагал, думы ни на секунду не оставляли его. Чем ближе погост, тем тревожнее становилось на душе. Григорий тщетно силился понять, как это он только позволил втянуть себя в авантюру, попахивавшую глупейшей средневековой дикостью. Но обратной дороги уже не было: отказ от «договора» означал бы поруганную честь.
В полночь к воротам подошёл «исполнитель»:
- Показывай!
Григорий без слов привёл его прямиком к могиле:
- Здесь...
Бельмастый одобрительно поцокал языком.
- Ну, коль сыскал... копай!
Превозмогая страх и отвращение, Гриша приступил к раскопке могилы. Земля ещё не успела достаточно осесть, копалось легко. С неба ему подсвечивала полная луна, напоминая о чёрных глазах Евдокии. На соседней старой могиле жутко фосфоресцировала прогнившая оградка, по сторонам вкривь и вкось торчали редкие кресты. Страх подгонял копателя: «скорей бы всё закончилось!».
Наконец лопата стукнула по дереву: домовина.
- Открывай, Григорий, и выйди из могилы, - ухмыльнулся «исполнитель», в его глазах мелькнули языки пламени. - Рано тебе ещё. Сам недавно из могилы вышел, так и ближнему подмогни, не стыдись добро делать…
Смех исполнителя был густым и громким. Он явно не боялся, что кто-то услышит. По всей видимости, кладбищенский сторож, если таковой и был, запер двери на все запоры и сейчас трясся от ужаса.
Поднатужившись, Гриша вскрыл плохо сбитую крышку не гроба - ящика, - «постояльцев» «Мучина креста» хоронили именно в таких наскоро сколоченных коробах. Изнутри сильно ударило по ноздрям плесенью и трупным запахом.
Стараясь не смотреть на покойника, Григорий выбрался из могилы и обнаружил, что бельмастый протягивает ему чашу - ту самую, в которую он днем сцеживал кровь. В чаше, покачиваясь, отражалась не белая, а багровая луна - кровь незнамо как не свернулась за истекшие часы.
Исполнитель стоял поодаль. По нему было видно, что сейчас он тоже чего-то опасается, но явно не покойника.
- Святую воду не забыл? Вылей в чашу! - не то испуганно, не то брезгливо передёрнулся. - Да смотри, ни капли мимо не пролей!
Григорий послушно выполнил приказ: бережно, стараясь не расплескать, налил из склянки святой воды. И застыл, чуя, как на голове поднимаются дыбом волосы - жидкость в чаше тотчас забурлила, точно каша в горшке!
- Это кипит твоё благородное негодование, юноша! - нехорошо засмеялся «исполнитель», в голосе вновь зазвучала стальная уверенность. - Возьми чашу и вылей содержимое на покойника!
Григорий выполнил и это указание, после чего отшвырнул чашу и попятился от могилы. Всё творящееся казалось кошмарным сном, но проснуться никак не удавалось. Да и больно реальные подробности у этого сна: смердящий труп, безумная луна, жаркий воздух, грязная одежда, комья грязи, прилипшие к ладоням. Он еще не знал, какие жуткие потрясения ждут его впереди, какие страшные муки уготовлены его душе в вечности!
В яме меж тем послышалось слабое копошение, затем показались две руки, которые беспокойно шарили по краю могилы в поисках какого-нибудь предмета или куста, чтобы уцепиться...
Ничего не найдя, руки принялись энергично загребать землю, как начинающий пловец загребает воду. Через какое-то время он нагреб достаточно, чтобы утоптать плотную горку и, взойдя на нее, перекинуть туловище на свежую насыпь. Покойник вышел из могилы и встал во весь рост перед «исполнителем». В сумерках его неподвижное лицо напоминало бездушную немецкую маску-противогаз, только без хобота-шланга: большие тёмные глазницы и ввалившийся рот.
Бельмастый меж тем словно бы вошёл в раж, ему уже плохо удавалось сохранять человеческий облик. Зрачки глаз стали вертикальными, черты лица исказились, и голова стала похожа на отвратительный череп с кожей, стянувшейся к макушке. Небрежно направив чрезмерно удлинившийся острый палец на Григория, «исполнитель» приказал мертвецу: