— Мы наложим арест на эти вещи и составим точную их опись. Я застал монаха в его гнезде, так что, полагаю, сюда он больше не вернется. Шаг за шагом мы будем выкуривать его из нор, вынуждая метаться, как загнанного зайца.
Тут раздался шум, и, затаившись, они погасили свечу. Через несколько минут появился Рабуин с караульными.
— Я чертовски беспокоился за вас. Только узнав, что с вами рядом будет господин Наганда, я отправился исполнять ваше приказание.
Николя рассказал ему, что произошло. Агент протянул руку Наганде.
— Но у меня кое-что не сходится.
— Это бывает.
— Так вот, когда мы возвращались на улицу Вандом с подкреплением, впереди остановилась карета, и из нее вышел человек. Я не сразу узнал его, так как он прижимал платок к лицу, словно защищаясь от запаха… Направляясь к дому, он заметил караул и тотчас повернул обратно. На нем была обычная одежда, но я узнал его даже издалека.
— И кто это был?
— Наш аббат из Вены. Неугомонный Жоржель.
Николя нисколько не удивился, ибо давно обрел уверенность, что их приключения в Австрии тесно связаны с парижскими событиями. Постройка, наконец, обретала форму и близилась к завершению, хотя мысли его все еще метались, словно сбившиеся с пути птицы. Николя велел Рабуину немедленно готовиться к поездке в Лорьян. Почтовое сообщение слишком медленно и подвержено превратностям больших дорог. Следовательно, ему придется ехать верхом и, предъявляя на заставах свой приказ, требовать самых выносливых лошадей.
Николя и Наганда прибыли в Шатле. Вскоре появился Бурдо, толкая впереди себя молодого человека со связанными руками; в пожелтевшем парике, в очках с закопченными стеклами, он шел, опустив голову и не глядя по сторонам.
— Вот дичь, — суровым тоном объявил инспектор.
Николя с трудом узнал Камине; раньше он видел его только в костюме булочника. Преждевременно состарившееся из-за распутной жизни лицо, отмеченное печатью порока, скрывало истинный возраст молодого человека. Подозвав Бурдо, Николя шепнул ему, что надо любыми способами заставить подозреваемого сказать правду. Камине умоляюще глядел на комиссара, словно ожидая от него спасения.
— Что мы узнаем? Ты пошел по дурной дорожке. Разве пристало честному ученику булочника посещать сомнительной репутации заведение, где собираются падшие особы и записные шулера?
Словно подкрепляя сказанное, Бурдо бросил на стол колоду карт, а Николя одним движением руки раскинул ее по столу.
— Хорошенькие штучки! Вот арсенал мошенников, который приведет тебя прямым путем на виселицу. Мне сказали, что ты уже пролил кровь?
— Я только защищался, — жалобно проблеял молодой человек.
Парик соскользнул с него, и непослушная прядь каштановых волос упала ему на лоб.
— И поделом тебе, — произнес Бурдо. — Ты обманом выиграл двадцать пистолей у несчастного, не ведавшего, с кем он сел играть.
— Но… мне просто везет.
— Разумеется! Только почему-то слишком часто.
— Я все искуплю, господин Николя.
— Всему свое время. А сейчас лучше скажи, почему ты удрал из дома мэтра Мурю?
Ученик помрачнел; судя по его взгляду, он не намеревался делиться своими тайнами.
— Мне не нравится ремесло булочника. Мэтр всегда ругал меня… С меня довольно! Не желаю больше иметь дело ни с мукой, ни с тестом!
И он энергично взмахнул рукой.
— Но твоим товарищам ремесло нравится.
— А, этим… — усмехнулся он презрительно.
— Мне кажется, — продолжал Николя, — они заслуживают похвалы. Они всегда приходят вовремя да и работают неплохо. Всегда любезны с клиентами.
— Подумаешь!
— Похоже, ты их совсем не уважаешь, хотя тебе надо бы на них равняться.
— Ха, на этих…
— Кого «этих»? Давай, договаривай. Кто тебе так не нравится? Мадемуазель Фриоп?
Камине так возмутился, что истинный смысл вопроса ускользнул от него.
— Никакая она не мадемуазель, она просто шлюха!
— Не волнуйся, мы прекрасно знаем, что она девушка, но также знаем, что ты гнусно шантажировал ее и ее друга.
Весь вид ученика свидетельствовал о том, что он, наконец, сообразил, что сел в лужу.
— Я ничего такого не делал. Всего лишь пару раз пошутил; у подмастерьев так принято.
— Разумеется, но о последствиях ты подумал? Сейчас они задержаны в качестве подозреваемых, и над ними навис меч закона. Двое несчастных, и ни у одного, ни у другой нет алиби. Иначе говоря, никто не может подтвердить правдивость их слов. Но они — не единственные подозреваемые…