Чанакья. Да пожнет он плоды своих деяний. О старшина, столь сурово карающий своих недругов царь не простит тебе укрывательства жены Ракшасы. Ценой чужой жены спаси свою жену и собственную жизнь.
Чанданадаса. Господин, зачем ты меня запугиваешь? Если бы семья советника Ракшасы и была в моем доме, я не выдал бы ее. О чем говорить, когда ее там нет?
Чанакья. Чанданадаса, таково твое решение?
Чанданадаса. Да, таково мое твердое решение.
Чанакья (про себя). Хвала тебе, Чанданадаса, хвала!
(Вслух). Таково твое решение, Чанданадаса?
Чанданадаса, Да.
Чанакья (с гневом). Негодяй! Погоди, негодный торговец! Если так, изведай же царский гнев!
Чанданадаса. Я готов. Поступай, господин, соответственно своей власти.
Чанакья. Шарнгарава, передай от нашего имени Каланашике, начальнику городской стражи: «Немедленно взять этого преступного торговца»... Или нет, постой... Передай начальнику крепости Виджаяпалаке: «Забери его имущество, а его самого с женой и сыном заточи и держи в заключении, пока я не доложу Низкорожденному. Низкорожденный же сам приговорит его к смертной казни».
Ученик. Как прикажет учитель. Сюда, сюда, старшина.
Чанданадаса. Я иду, господин. (Про себя). Благодарение судьбе, я погибаю ради друга, не за грех свой человеческий. (Уходит в сопровождении ученика).
Чанакья (радостно). Ага, Ракшаса теперь в наших руках! Ибо
Шарнгарава! Шарнгарава!
Ученик. Приказывай, учитель.
Чанакья. Что это за шум?
Ученик. Учитель, оказывается, когда Шакатадасу уже собирались казнить, его похитил с места казни Сиддхартхака и бежал с ним.
Чанакья (про себя). Отлично, Сиддхартхака, дело начато! (Вслух). Как, он посмел бежать? (С гневом). Сын мой, передай Бхагураяне, чтобы он поспешил задержать беглеца.
Ученик (в отчаянъи). Ах! Увы, учитель, какое несчастье! И Бхагураяна тоже бежал!
Чанакья (про себя). Пусть отправляется для успеха дела! (Вслух, как будто с гневом). Сын мой, передай от нашего имени Бхадрабхате, Пурушадатте, Дингарате, Балагупте, Раджасене, Рохитакше и Виджаяварману, чтобы они отправились в погоню и схватили негодяя Бхагураяну.
Ученик. Слушаю. (Уходит и опять возвращается в отчаянии). Увы, какое несчастье! Рухнул весь порядок управления! И Бхадрабхата и другие подчиненные тоже бежали на рассвете!
Чанакья (про себя). Счастливого же им пути! (Вслух). Сын мой, не отчаивайся. Видишь ли,
(Встает и устремляет взор в пространство). Я верну Бхадрабхату и других преступных слуг. (Про себя). О злодей Ракшаса, куда ты денешься теперь? Скоро я одолею тебя...
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Заклинатель змей.
(В пространство).[48] Господин, ты спрашиваешь меня, кто я такой? О господин, я заклинатель змей, зовут меня Джирнавиша.[49] Что ты говоришь? — «Я хочу посмотреть представление со змеей»? — А сам господин чем занимается? Ты говоришь: «Я служу в царском доме»? Так поистине, господин сам играет со змеей. Как это возможно?
44
Царь Шиби — герой многих древних легенд, прославляющих его милосердие, щедрость и самоотверженность. В «Махабхарате» в нескольких местах приводятся варианты сказания, повествующего о том, как Шиби, желая спасти голубя от ястреба, но не решаясь повредить и хищнику, отрезал куски мяса от собственного тела и кормил ими голодного ястреба (Mahabharata. Vana parva, гл. 197 и др.). В буддийском каноне содержится легенда о Шиби, вырвавшем свои глаза и отдавшем их нищему (Cariyapitaka I, 8. См.: М. Winternitz. Geschichte der indischen Litteratur, Bd. I. Leipzig, 1908, стр. 353). В древнеиндийской литературе имя Шиби служит символом самопожертвования.
45
Излюбленный образ в санскритской поэзии. Имеется в виду мускусная жидкость, выделяемая особыми железами за ушами слона. Цвет и запах этой жидкости очень часто упоминаются в поэтических образах и сравнениях в древнеиндийской литературе.
46
В некоторых рукописях в конце каждого акта дается его название: «Так в пьесе „Мудраракшаса“ [гласит] первое действие, под названием „Обретение перстня“ (Mudralabhah)». Обычай давать названия отдельным актам соблюдается далеко не во всех санскритских пьесах.
47
В подлиннике пракритское двустишие, точный перевод которого невозможен. Составляющие его слова имеют в пракрите различные значения, позволяющие понимать смысл строфы двояко. Tantajutti (санскр. tantrayukti) значит «примененье целебных трав (от змеиного укуса)» и одновременно «искусство политического управления, администрации». Mandala — магический круг, который чертит заклинатель на земле и в котором помещает змею во время представления; в политической терминологии это же слово означает территорию, занимаемую союзными, нейтральными и враждебными странами в сфере внешней политики государства. Manta (санскр. mantra) — значит и «заклинания, чары» и «политические замыслы, планы». Двойное значение строфы истолковано в комментарии Дхундираджи. Такие строфы с двойным смыслом — излюбленный прием в индийской классической поэзии (мы уже встретились с ним в прологе нашей пьесы — см. примечание 13). В санскритской поэтике этот прием носит название «шлеша» (çlesa). Особенно любят употреблять его поэты позднего периода, изощрявшиеся в различных формалистических трюках. В поздней санскритской литературе имеются целые поэмы, построенные на двойном значении слов и излагающие одновременно два различных сюжета (например, поэма «Raghava—pandaviya» Дхананджайи, содержащая одновременно сюжеты «Рамаяны» и «Махабхараты», и др.). Однако Вишакхадатта в данном случае применяет шлеша не ради одной только искусственной игры словами. Переодетый соглядатай Ракшасы произносит эту строфу одновременно для непосвященных, принимающих его за заклинателя змей, и для своего сообщника, который может услышать его и который поймет условный язык.
48
Специальный условный прием, широко применявшийся в индийском классическом театре. Актер говорит «в пространство» (akaçe), обращаясь к невидимому персонажу; он говорит и за себя и за своего собеседника, повторяя его предполагаемые реплики под предлогом переспрашивания: «Что ты говоришь?» (kirn bhanasi), — и далее следует речь собеседника. Таким образом, индийский театр избегал необходимости выводить на сцену многих актеров, исполняющих третьестепенные и эпизодические роли. В частности, санскритский фарс (bhana) и некоторые другие виды пьес предполагают для исполнения их на сцене только одного актера, играющего и за себя и за всех других персонажей (см., например, «Padma-prablirtaka» — одноактную пьесу Шудраки). Очевидно, обычай этот перешел в классический театр с народной сцены, где немногочисленная актерская труппа вынуждена была прибегать к этому приему из-за недостатка актеров. Разумеется, статистов индийский классический театр не знал; массовые сцены предоставлялись воображению зрителя. Мы видим, что в индийском театре зритель должен был обладать богатой фантазией. (Ср. также примечание12).
49
«Джирнавиша» означает «потерявший яд от старости» — подходящая кличка для заклинателя змей.