— И едете домой? — спросила миссис Хичкок.
Он угрюмо посмотрел на нее, сжав края черной шляпы. Нет, не домой. Резкий гнусавый голос выдавал уроженца Теннесси.
Миссис Хичкок сказала, что тоже едет не домой. Она сообщила, что в девичестве ее звали мисс Везерман и едет она но Флориду навестить замужнюю дочь Сару Люсиль. Раньше у нее никогда не хватало времени на такие долгие путешествия. Так уж бывает в жизни — одно за другим, время летит, и не поймешь уже, старый ты или еще молодой.
Хейз готов был сказать, что она — старуха, если ей так хочется знать. А вскоре вообще перестал ее слушать. Проводник прошел мимо, не глядя на них. Миссис Хичкок потеряла нить беседы.
— Наверное, едете навестить кого-нибудь?
— Еду в Толкинхем. — Он откинулся на спинку и посмотрел в окно. — Никого там не знаю, но надо кое-что сделать… Надо кое-что сделать, чего раньше не делал никогда, — добавил он, косо на нее посмотрел и чуть скривился.
Она сказала, что в Толкинхеме знает Альберта Спаркса — это зять ее золовки, и он…
— Я не из Толкинхема,— сказал Хейз.— Просто еду туда, вот и все.
Миссис Хичкок продолжала говорить, но он оборвал ее:
— Этот проводник родился там же, где и я, а говорит, что из Чикаго.
Миссис Хичкок сказала, что знала человека, который жил в Чи…
— Каждый может ездить, куда ему вздумается, — ответ тил Хейз. — Вот и все тут.
Миссис Хичкок сказала, что время летит невероятно быстро. Она не видела своих племянников целых пять лет и не уверена, узнает ли их при встрече. Их трое Рой, Баббер и Джон Уэсли. Когда Джону Уэсли было шесть лет, он написал ей письмо: «Дорогая мамулечка…» Он называет ее мамулечкой, а ее мужа — папулечкой…
— Наверно, считаете, что все грехи искупили? — спросил Хейз.
Миссис Хичкок схватилась рукой за воротничок.
— Наверно, считаете, что все грехи искупили? — повторил он.
Она залилась краской. Чуть подумав, ответила, что да, жизнь — вдохновение свыше, а затем сообщила, что проголодалась: не хочет ли он сходить с нею в вагон-ресторан? Он надел свою свирепую черную шляпу и пошел за ней.
Ресторан был полон, люди ждали у входа. Полчаса они с миссис Хичкок простояли в очереди, покачиваясь в тесном тамбуре и поминутно прижимаясь к стене, чтобы кого-нибудь пропустить. Миссис Хичкок разговорилась с соседкой. Хейзел Моутс разглядывал стену. Миссис Хичкок рассказала женщине о своем шурине, который работает в системе городского водоснабжения в Тулафолсе, штат Алабама, а та, в свою очередь, поведала историю своего двоюродного брата, заболевшего раком горла. Вскоре они подошли к двери вагона-ресторана и смогли заглянуть внутрь. Официант рассаживал посетителей по местам и раздавал меню. Он был белый, с сальными черными волосами и в таком же сальном черном костюме. Официант кивнул, миссис Хичкок и ее собеседница вошли, Хейз двинулся за ними. Но официант остановил его.
— Только двое. — Он отпихнул Хейза к двери.
Хейз побагровел. Он попытался пристроиться за следующим в очереди, а потом пробиться обратно в свой вагон, но в проходе толпилось слишком много людей. Пришлось стоять, ловя на себе любопытные взгляды. Довольно долго из ресторана никто не выходил. Наконец поднялась женщина, сидевшая за дальним столиком, и официант махнул рукой. Хейз не решился идти, но тот повторил нетерпеливый жест. Хейз пошел по проходу, по дороге дважды чуть не упал на чужие столы и угодил рукой в чей-то кофе. Официант указал ему на стол, где уже сидели три расфуфыренные девицы.
Их руки, с ярко-красными стрелами ногтей, отдыхали на столе. Хейз вытер руку о скатерть. Шляпу он снимать не стал. Девушки уже поужинали и теперь курили. Когда он сел, они замолчали. Он указал в меню первое, что попалось на глаза; официант, склонившись над ним, сказал: «Запиши это, сынок», — и подмигнул его соседке; та фыркнула. Хейз записал заказ, и официант ушел. Хейз сидел угрюмый и напряженный, уткнувшись взглядом в шею девушки напротив. Через равные промежутки времени ее рука с сигаретой проплывала мимо шеи вверх, исчезала из виду, потом снова появлялась, опускалась на стол, и секунду спустя струя дыма летела ему в лицо. После того как дым окутал его в третий или четвертый раз, Хейз поднял взгляд. У девушки было нахальное выражение лица, маленькие глазки впились прямо в него.
— Если и ваши грехи искуплены, — сказал он ей, — тогда мне не нужно искупления.
Он отвернулся к окну. Сквозь его бледное отражение проносилась темная пустота. С ревом пролетел товарный состав, рассекая тьму, и одна из девушек рассмеялась.
— Думаете, я верю в Иисуса? — Хейз наклонился к ней и продолжал, точно задыхаясь: — Я б не поверил, даже если бы Он существовал. Даже если бы Он ехал сейчас в этом поезде.