— Убери кинжал, Хас-Сеттен, иначе мне не подойти. Клановая магия штука серьезная, — сказал кто-то издалека, — не бойся, парень, я всего лишь хочу помочь.
Хассет с усилием разжал пальцы, выпустил узорчатую рукоять и приподнялся, вглядываясь в лицо склонившегося над ним человека, черты которого медленно всплывали в памяти.
— Ну и вонь, — покачал головой Свен-Одар, — где это ты умудрился так вывозиться, светлый господин, а? И часа не прошло, а тебя прям не узнать.
— У нас очень мало времени, мастер, — прошептал Хассет, — только до… — он проглотил слюну и на секунду закрыл глаза.
— До заката, — подсказал Нодар. — Давай руку.
— Дерьмо! — хрипло признался Хассет, проморгался, несколько раз вздохнул и с помощью мастера поднялся на ноги. — Где она, Нодар? Надеюсь, я ее не потерял?
Мастер, все еще поддерживая гостя, указал на пол. В опилках, в лужице подсыхающей вязкой грязи угадывались рваные кромки разбитого сосуда. Хассет молча выдернул руку из пальцев мастера, нагнулся, не притрагиваясь к находке, подобрал кинжал и спрятал в ножны.
— Я всегда думал, что это легенда, — сказал он, выдержав паузу, и пристально посмотрел на Свен-Одара.
— Легенды иногда оживают, мой господин. Такая у них судьба. А иначе зачем ей плутать от поколения к поколению? Ходит она по свету, ждет своего часа, а потом или умирает или сбывается.
Мастер, отошел и плеснул в стакан немного мутной жидкости из здоровенной бутыли, стоящей под верстаком.
— Не побрезгуй, светлый господин, — он лукаво улыбнулся и с поклоном поднес угощение дрожащему Хассету.
— У меня такой жалкий вид? — усмехнулся тот, оттер подсыхающую тину с лица и залпом опрокинул в себя пойло, источающее сивушные ароматы.
До сего дня Хассет был уверен, что легенды в СКМ заслуживают внимания лишь в том случае, если королевской ищейке поручили выявить их источник. Вариантов здесь, как правило, было немного: королевский клан, преследующий свои цели или талантливый мошенник, за чей творческий порыв обманутый искатель приключений отдал последние деньги. И словно в наказание за чересчур прагматичный подход Хассет собственными руками вытащил из небытия самое древнее и невероятное из всех слышанных им сказаний. Нелюди, князья нежити и короли из племени людей одинаково вздрагивали, когда слышали притчу о священных сосудах, заключивших в себя прах Изначального мира. В самых сладких мечтах они воображали себя хозяевами артефактов, хранящих энергию разрушения, что вырывалась на свободу, когда Изначальный мир проваливался в небытие и дробился на осколки и Земли. Черные невесты утверждали, что это единственное из преданий, которое одинаково звучит в светлых мирах, на осколках и на темных территориях.
Хассет никогда не верил в эту чушь. Возможно, миллионы лет назад миры действительно разделились в результате невиданной катастрофы. Но чтобы кто-то из древних магов, оказавшихся на грани падения в бездну, успевал разливать по кувшинам невиданные силы, рвавшиеся на свободу и искренне верил, что сможет впоследствии склеить Вселенную и обратить катастрофу вспять… Если это действительно так, он был безумен похлеще старого Нодара.
— До заката осталось часа три, не больше, — сказал Хас-Сеттен, вернув мастеру стакан. — Потом твое клеймо перестанет его сдерживать. Ты понимаешь, что это значит, мастер?
— Магия разлома вырвется на свободу, — тихо сказал техномаг.
— Не просто вырвется, Нодар! Дохлыми кошками этой ночью дело не кончится, поскольку ваш дуболом десятник разрядил в крохобора кристалл боевого посоха. Он влил туда силу и ярость.
— Успеем до ночи помереть, не волнуйся, светлый господин Хас-Сеттен. Время еще есть. Иди-ка ты умойся. Во-он тут за стеночкой, — Свен-Одар неопределенно махнул рукой в дальний угол.
Хассет отжал с косички вонючую жижу и подозрительно спросил:
— А что у нас «тут за стеночкой»?
— А самолейка у меня там встроена, да какая! Музыкальная, с подогревом, не поверишь — все завидуют. Поёшь себе чего-нибудь — вода бежит, перестанешь петь — останавливается.
— Чудно, — буркнул Хассет, которому на секунду показалось, что мастер не воспринимает его — кланового мага, всерьез. — И что ей петь прикажешь — самолейке твоей?
— А что хочешь, то и пой! Про любовь очень любит. Иногда, правда, кипятком обдает, ежели сфальшивишь, но нечасто. Иди, иди, мой господин, не бойся. У тебя голос молодой, приятный да вкрадчивый, ей понравится. Только одежду снаружи оставь, а то у меня там на крючках плесень наросла. Я, вишь, хотел новый сорт вывести, наподобие гномичьей росянки, чтобы как бархат стенки выстилала. А она, падла, как поперла…