- Здесь столько же желания, как в твоем мастерстве и искусстве, Аграпакс, и в конечном счете эти желания ведут к одной и той же цели.
Кузнец рассматривал его в течение минуты, а потом фыркнул:
- Всем известно, какие у тебя желания, Огерн! В твоем-то возрасте, слабоумный распутник! - Прежде чем мудрец успел ответить, он повернулся к воину и сказал:
- Теперь ты понял, чего хочешь?
- О да, - сказал Кьюлаэра, по-прежнему не спуская глаз с Китишейн, и, повернувшись к кузнецу, добавил:
- Теперь я знаю - и я получил это. Спасибо тебе, о Аграпакс. Нет слов, чтобы отблагодарить тебя.
Улин удивленно уставился на него, а потом повернулся к Огерну, на лице его было омерзение.
- Это как это так? Ты так его переделал, что в нем не осталось ни капли алчности?
- Нет, это ты направил его алчность в нужное русло, Аграпакс. Должен поблагодарить тебя за это. Оскорбленный гигант уставился на мудреца:
- Ты намеренно привел его сюда, Огерн! Ты воспользовался мной, чтобы перековать его!
- Что может быть почетнее для кузнеца? - с вызовом ответил Огерн. - И кто больше годится для этой работы?
- Да. , возможно.
Улин задумчиво воззрился на стоящего перед ним человека.
- Итак, он исполнен таким рвением к справедливости, что сейчас же готов бежать сломя голову, чтобы убить Боленкара без оружия и должной подготовки. Так не пойдет, Огерн, согласись?
- Не пойдет, - согласился мудрец, - но твой меч нам не нужен, Аграпакс, - я сам выкую ему клинок.
- Выкуешь? - Аграпакс неожиданно насторожился. - Ты о Звездном Камне? Это погубит тебя, Огерн!
- По крайней мере мое тело, - кивнул Огерн. - Это та цена, которую я обязан заплатить, и дело того стоит, если Звездный Меч сразит Боленкара.
- Тебе нельзя рисковать своей жизнью! - Крик вырвался из уст Кьюлаэры прежде, чем он успел сообразить что к чему.
Огерн посмотрел на него грустно, а Аграпакс плюнул на них и повернулся к своей кузнице.
- Ну, если твой меч он взял на себя, смертный, то я обеспечу тебя доспехами и щитом. Вы все очистите мою кузницу! А ты можешь остаться, Огерн, тебе еще есть чему поучиться в кузнечном деле, и скоро тебе это пригодится. Убирайтесь, козявки! - Он показал в сторону узкого сводчатого прохода. - Туда! Ешьте, пейте, отдыхайте! Отдохните, наберитесь сил, ибо этот слабоумный старикашка потащит вас в изнурительный поход! Вернетесь, когда я позову, а теперь вон отсюда!
Он сосредоточился на работе, а четверо друзей, избавленные от внимания улина, воспряли духом и поняли, что он начисто забыл про их существование, как будто они и не приходили в его кузницу.
Йокот шагнул вперед и махнул рукой. Кьюлаэра поднялся, чтобы последовать за ним, ухмыльнулся, чтобы скрыть огромное облегчение и столь же огромное воодушевление. Он пошел за Йокотом, не выпуская руки Китишейн.
Гном вел их по проходу, который вскоре превратился в узкий тоннель и через два поворота вывел их в довольно-таки просторную пещеру. Свет факелов отбрасывал их тени на стены; оглянувшись, Кьюлаэра увидел, что Луа захватила с собой горящие поленья.
Йокот осмотрелся, уперся руками в бедра и злобно воззрился на Кьюлаэру.
- Ну, что, волкоголовый! Теперь ты у нас тоже шаман, почище меня!
Кьюлаэра удивленно уставился на него, потом нахмурился, подумал и обнаружил, что теперь у него есть что-то вроде чутья на врагов и оружие.
- Может, и так, - медленно проговорил он, - но только насчет войны и поединков. - Он улыбнулся гному с искренней теплотой. - Не бойся, Йокот, я никогда не буду считать тебя своим врагом.
Гном замер, напрягся, захваченный врасплох, злой, но Луа коснулась его руки своей ладошкой, он посмотрел на нее краем глаза, потом снова перевел взгляд на Кьюлаэру. Взгляд гнома остался сердитым, но теперь в нем все же стало больше понимания и согласия.
***
Некоторое время Кьюлаэра стоял и смотрел на свет факелов, наслаждался покоем пламени и ощущением благополучия, наполнившим его душу до краев, ему даже казалось, что оно должно литься из него, а рука Китишейн в его руке делала ощущение полноты бытия еще более сильным. Наконец он поднял голову, посмотрел ей в глаза - широко раскрытые, удивленные, немного испуганные и все-таки счастливые - и понял, что она хотя бы немного разделяет его радость.
Наконец он ощутил, что лязг возобновился и продолжается уже какое-то время, сопровождаясь тем же самым ревом, какой он слышал в кузнице Аграпакса. Он понял, что Кудесник снова взялся за работу. Молот с грохотом бил по металлу, воздух с гулом вырывался из меха. Кьюлаэра попытался представить себе, что же служит Аграпаксу мехом.
Он повернулся и увидел, что по пещере бродит Йокот, пряча за спиной руки и что-то бубня себе под нос. Луа что-то стряпала у огня - судя по запаху, варила мясной суп.
- Кузнец скоро закончит работу, - сказал Кьюлаэра. - Не волнуйся, мой маленький брат.
Йокот вздернул голову и сердито зыркнул на воина:
- Я не позволял тебе называть меня так! Злость и боль Йокота почти физически ударили по Кьюлаэре, его поразило, что он мог теперь улавливать чувства гнома.
- Прости, Йокот. Я сказал лишь о том, что теперь мне понятно: все на свете братья и всякая рознь между нами связана с заблуждениями.
- Что мы все разные лишь внешне, и что гораздо важнее то, что нас объединяет? - спросил Йокот. - Ну, это я готов признать. Но откуда тогда берется заблуждение, будто мы враги?
- Это дело рук посланцев Боленкара, - бесхитростно ответил Кьюлаэра, и наши собственные пороки, наша самовлюбленность, жадность, потребность смотреть на других свысока. Одному Богу известно, сколько трудностей мы ему создаем!
Взгляд Йокота застыл.
- В этом есть смысл, - сказал он серьезно, сел на корточки у огня, стал смотреть на пламя и думать.
Китишейн сжала руку Кьюлаэры; он повернулся к ней и улыбнулся, не вполне уверенный, что делает то, что нужно, но готовый ко всему.
Когда суп был готов, они поели. Потом они тихонько поговорили, затихая тогда, когда прекращался лязг и можно было услышать голос кузнеца, поющего на неизвестном им языке.
Йокот с особенным вниманием смотрел на выход в тоннель, напрягая слух и безуспешно пытаясь понять смысл слов. Кьюлаэра понимал его: иметь под боком такую возможность столь многому научиться, но оставаться в стороне! Однако делать было нечего; Кудесник не позволил им смотреть, как он вершит свое волшебство.