- Он не даст нам так запросто приблизиться к себе, - сказала Китишейн.
- Не даст, - согласился Миротворец. - Он будет высылать против вас чудовищ, шайки разбойников, войска По дороге вы должны собрать свое собственное войско, вам придется выиграть несколько сражений, прежде чем вы доберетесь до главного города. Там состоится самое великое сражение, и в конце концов Кьюлаэре придется пробиться сквозь ряды бойцов к самому Боленкару. - Старик схватил руку Йокота с удивительной для своего изнуренного тела силой. - Не отпускай его одного, о шаман! Держись к нему так же близко, как его нагрудник! - Он повернулся и взял за руку Китишейн. - Держись к нему так же близко, как его меч, о девица!
Кьюлаэра громко воскликнул. Мудрец успокоил его взглядом.
- Вы не увидите ни мира, Кьюлаэра, ни свадьбы, ни детей, если не выиграете этот бой, - и поверь мне, для нее намного лучше погибнуть рядом с тобой, чем попасть в плен после твоей смерти.
У Кьюлаэры внутри все похолодело.
- Когда я умру...
Луа заплакала.
Миротворец мягко улыбнулся. Это была лишь тень его прежней лучезарной улыбки. Он взял за руку Луа.
- Не пытайся обмануть меня, девица, потому что я знаю, что умру, и я не против этого. Но когда жизнь оставит мое тело, найдите какую-нибудь щель, какую-нибудь складку в этих огромных ледяных просторах, положите меня туда, положите мои инструменты с одной стороны, а посох с другой. Затем забросайте меня снегом, утопчите его и оставьте меня здесь, на леднике.
Луа всхлипнула, а Йокот торжественно пообещал:
- Миротворец, мы все сделаем, как ты просишь.
- Два оставшихся от Звездного Камня металлических бруска несите с собой, как я вам показал, а потом заройте их, когда доберетесь до гор, и пусть они лежат там веками. Я выплавил из них большую часть яда, но все-таки его осталось еще достаточно много, поэтому никто не должен прикоснуться к ним до тех пор, пока не придет новый кузнец и не уничтожит во время ковки эти остатки.
Наконец Миротворец взял за руку Кьюлаэру и сказал:
- Из всего, что мне довелось выковать, более всего я горжусь тобой.
Кьюлаэра замер, потрясенный. Старик улыбался ему так же искренне, как всегда. Он держал руку Кьюлаэры, а тому пришлось моргать изо всех сил, потому что у него защипало глаза.
Наконец старик ослабел и обмяк. Глаза его застыли, остекленели, и по его ослабевшему виду друзья поняли, что душа вышла из мудреца. Они продолжали сидеть не двигаясь, не произнося ни слова, надеясь вопреки всему увидеть какие-нибудь признаки возвращающейся жизни, но тело упрямо оставалось неподвижным. Наконец Йокот наклонился пощупать запястье, потом горло мудреца, затем положил ладонь на нос и рот, чтобы почувствовать дыхание. Он ждал долго, но в конце концов неохотно закрыл невидящие глаза веками.
Друзья похоронили мудреца именно так, как он их попросил, - во льду и снегу, положив подле его кузнечные инструменты и посох. Поверх расщелины они набросали снега, постояли немного с молитвой, затем неохотно повернулись лицом на юг.
- Теперь ты должен вести нас, воин, - сказал Йокот, но Кьюлаэра покачал головой, его лицо было мрачным, глаза опущены.
- Я все еще полон печали, о Шаман.
Китишейн взяла его за руку и повела маленький отряд прочь из безжизненной земли, на юго-восток, в горы, где росли вечнозеленые деревья и где после нескольких дней пути они обнаружили клочок свободной от снега земли, на которой начала прорастать молодая трава.
Глава 22
- Ну, герой, тебе все-таки надо немного поесть. - Китишейн поднесла ложку с бульоном к губам Кьюлаэры. - Как ты сможешь сразить Боленкара, если умрешь от голода еще до того, как повстречаешь его?
Кьюлаэра посмотрел на нее, нахмурился и заморгал, пытаясь понять смысл ее слов. Весь мир потемнел для него и уже не один день оставался мрачным, с тех пор как они покинули могилу Миротворца. Звуки почти не доходили до него, будто поглощаемые снежным сугробом. Но через несколько мгновений ему удалось вспомнить то, что сказала ему Китишейн, и понять смысл ее слов. Он кивнул, взял у нее котелок и сделал глоток. Она вознаградила его лучистой улыбкой и была разочарована тем, что не получила такой же в ответ.
Она и в самом деле была разочарована. Вздохнув, она вернулась к костру и сказала Луа:
- Он не может любить меня, если моя улыбка не способна вытащить его из трясины жалости к себе, в которой он барахтается.
Луа кивнула:
- Как будто ему больше нравится его печаль, чем ты.
Но Йокот покачал головой:
- Это не жалость к себе, госпожи, а лишь горе, и очень глубокое.
Китишейн нахмурилась:
- Мы никакие не госпожи, Йокот, а обыкновенные женщины.
- Больше нет, - не согласился Йокот. - В тот миг, когда Миротворец выбрал вас в спутницы Кьюлаэры, вы перестали быть обыкновенными.
- Выбрал нас? - уставилась на него Китишейн.
- Ну, возможно, вас выбрала Рахани, - предположил Йокот, - но неужели вы действительно думаете, что повстречались с Кьюлаэрой случайно? Я не верю в подобные случайности, госпожи. Шаман учится тому, что случайности только кажутся случайностями. Да, вы - госпожи, потому что стали выше будничной жизни либо станете выше. Китишейн нахмурилась:
- Я не чувствую себя ни особенной, ни возвышенной!
- Тогда ты действительно выдающаяся женщина, - кисло сказал Йокот, каждая чувствует себя совершенно особенной или должна бы чувствовать, потому что те, кто этого не чувствует, либо не знают себя, либо лгут себе. Луа нахмурилась:
- Ты сегодня злой, мой шаман.
- Так я выказываю печаль, - ответил Йокот, - поэтому я немедленно прошу у вас прощения, если какие-нибудь мои замечания были колкими, и резкими, и оскорбительными. Теперь я буду изо всех сил стараться, чтобы это не повторилось, но сильные чувства как-то надо выказывать.
- Это простительно, - нежно сказала Китишейн. - Поверь мне, я тоже опечалена.
- И я, - пробормотала Луа.
- Не сомневаюсь, что вы опечалены, - сказал Йокот, - но еще я подозреваю, что в душе вы подавляете самые тяжелые чувства, потому что не можете дать им волю до тех пор, пока Кьюлаэра так страдает.
Китишейн уставилась на гнома и перевела взгляд на пламя.