Кьюлаэра провел пальцем по замку — и он раскрылся. Пораженный, он посмотрел на амулет:
— Что это, Миротворец?
— Просто кусок железа, — сказал старик, — но внутри находится обломок стрелы, выкованной самим Ломаллином, выкованной, чтобы лететь прямо и истинно при помощи магии улинов, и, если спросить у него о добре и зле, он всегда будет указывать только на истину, и ты почувствуешь ответ внутри себя.
— Но все, что я чувствовал до сих пор, лишь холод!
— Ты не был открыт для внутреннего чувства, — возразил мудрец. — А теперь, может быть, уже открыт, а может быть, тебе придется положиться на то, что амулет становится холоднее, пока ты прислушиваешься к своему сердцу. Но со временем ты начнешь сам нащупывать ответ, а через месяцы он станет тебе хорошо понятен. — Он похлопал верзилу по плечу. — Ну давай застегивай его и пойдем к остальным.
Кьюлаэра застегнул замок амулета и встал, чтобы идти. На полпути назад он резко остановился и посмотрел на Миротворца.
Мудрец кивнул:
— Ты только что понял, откуда взялся тот охотник, да?
— Как ты сотворил его?
— Я же указал тебе, — ответил Миротворец, — по твоему образу и подобию.
— Мне нужно спрашивать зачем?
— Нужно ли? — ответил мудрец вопросом на вопрос.
— Чтобы показать мне меня, чтобы мне стало мерзко.
— Конечно. — Мудрец положил ему руку на плечо. — И помни, Кьюлаэра, я лишь показал тебе тебя таким, каким тебя видит мир. Остальное вы сделали сами, вместе.
Даже теперь Кьюлаэра содрогнулся, но сейчас он чувствовал, что осознание собственного вероломства и себялюбия более не опустошает его: он помнил, что Миротворец сказал, что внутри него живет человек более хороший.
Засыпая в эту ночь, Кьюлаэра думал о том, что Миротворец, несомненно, зная о его злокозненных замыслах, не наказал его за них и даже о них не упомянул. И самым унизительным из всего, что он понял, было то, что мудрец, зная, что его намеревались убить, не сопротивлялся этому.
Откуда старик мог знать, что у него душа героя?
Миротворец еще более замедлил странствие. Целые дни он отводил для уроков борьбы и магии, для рассказов об улинах у вечернего костра.
Наконец они научились драться, почти не задумываясь о своих движениях, выполняя их непроизвольно. Миротворец их хвалил, объясняя, что эта непроизвольность родилась из послушания и старания.
Как-то ночью он снова сказал им, что улины не были богами, а лишь более древней и могущественной расой, чем другие народы.
— А кто же тогда сотворил улинов? — спросил Йокот. Миротворец улыбнулся, обрадованный тем, что этот вопрос наконец задан.
— Бог, который был всегда и всегда пребудет, — Бог Дариада и его народа.
Кьюлаэра нахмурился:
— А как он выглядит?
— Никто не знает, — ответил ему мудрец. — У Него нет ни лица, ни формы, и Он может появиться в виде пламени, или дыма, или под маской человека. На самом деле Он, вероятно, не является ни мужчиной, ни женщиной, а кем-то неопределенным.
— Ты хочешь сказать, что этот Бог бесполый? — с неприкрытой издевкой спросил Кьюлаэра, а Китишейн и Луа изумленно уставились на старика.
А Йокот лишь посерьезнел и кивнул:
— Что еще известно об этом Первом Боге?
— Еще кое-что, — сказал Миротворец. — Он создал все сущее из Себя, и все существует в Нем.
— Если он не мужчина и не женщина, почему ты говоришь о Нем «Он»? — спросила Китишейн.
— Потому что я — мужчина и мною движет власть самообмана. Мне кажется, что я лучше смогу Его понять, если Он тоже мужчина, — откровенно признался Миротворец. — Он властвует над всем сущим. Он помогает нуждающимся в помощи и взывающим к Нему, если эта помощь поспособствует их душам в возращении к Нему после смерти. Прогневавшие Его никогда не вернутся к Нему...
— И скорее всего сами не захотят, — кисло буркнул Кьюлаэра.
Разговоры о высшем Боге как-то странно тревожили его.
— Он — начало и конец всей жизни, и нет непреходящего счастья вне Его, — заключил Миротворец. Кьюлаэра хрипло, коротко хохотнул:
— Я знавал многих, кто был вполне счастлив.
— Значит, они жили в Нем, по Его законам, знали они об этом или нет, — сказал Миротворец.
— Коли так, странные у Него законы! Я говорил о людях, что воровали и обманывали тех, кто слабее их, и силой заставляли их подчиняться, если те отказывались!
— Если они были по-настоящему счастливы, — возразил мудрец, — почему все время стремились заполучить все больше богатства и власти?
Кьюлаэра озадаченно замолчал.
— Потому что им нравилось приобретать так же, как и обладать, — медленно проговорил Йокот. Миротворец кивнул:
— Но если они все время алкали удовольствий вне себя, значит, не было удовлетворения у них внутри, в душе их не жило непреходящее чувство радости, которое не нуждается в непрерывном пополнении из внешних источников.
— Ты говоришь, что те, кто поклоняется этому твоему Создателю, не нуждаются в постоянном пополнении того, что имеют? — Издевка Кьюлаэры граничила с яростью.
— Нуждаются, но они получают все от Него, — объяснил ему Миротворец. — Они черпают из неоскудеющего источника и счастливы не только после смерти, но и при жизни.
Луа и Китишейн не отрывали от старика широко раскрытых, задумчивых глаз, а Кьюлаэра резко заявил:
— Не поверю!
— «Не поверю», — заметил Миротворец, — не означает «не смогу поверить».
— Не поверю, не смогу поверить — какая разница? — Кьюлаэра опять начал злиться. — Говоришь, что улины не боги, но могут убивать нас по собственной прихоти, могут стирать горы в песок, могут сражаться в небесах! Назови их сверхчеловеками, назови божками — все одно, они то, что они есть, и если они не боги, то уж точно настолько к тому близки, что остальное все равно! Они обладают божественной властью — значит, они боги!