Полированная палисандровая подставка шириной примерно в полметра, сделанная самым искусным плотником из города жуков, ему очень понравилась с первого же мгновения.
Между двумя резными стойками располагался продолговатый вращающийся цилиндр, сплетенный из мягкого мохнатого тростника, и на эту широкую трубку очень удобно было пристраивать голову, обычно раскалывавшуюся от боли и усталости в конце каждого трудного дня.
Незадолго до позднего рассвета его разбудил невыносимый холод.
Как порой случалось и раньше, Найл во сне переместился во времена своего детства, и в этот раз мог точно объяснить, почему это произошло, — только в Северном Хайбаде, в пустынных краях по утрам можно было ощутить на себе такое студеное дыхание ледяного ветра.
Подняв голову от остывшей за ночь подставки, Найл сразу встрепенулся и присел на своем ложе.
Даже в полумраке он мог ощутить на себе пристальный взгляд стеклянистых глаз пустынника Хуссу. Когда Найл ложился спать, комната была пуста, и на всякий случай по давней привычке он заперся изнутри.
Между тем, не было ничего удивительного в том, что на рассвете Хуссу появился рядом с его кроватью.
Паук, связанный со своим хозяином прочной телепатической сетью, всегда чутко ощущал психическое состояние человека, даже находясь в отдалении.
В эту ночь пустынник ясно воспринимал беспокойные импульсы, пронзавшие сознание Найла, поэтому бесшумно пробрался по узкой эксплуатационной шахте в спальную Главы Совета Свободных и охранял его душевный покой.
Пустынники выгодно отличались от людей тем, что за долгие годы существования в хайбадских краях настолько привыкли к огромным погодным перепадам, что практически утратили чувствительность как к холоду, так и к жаре.
Если днем в Северном Хайбаде все живое изнывало от оглушительного зноя, то стоило солнцу скрыться, как по ночам температура стремительно падала и раскаленное, обжигающее дуновение ветра сменялось его ледяным, студеным дыханием, замораживающим все живое вокруг.
Мороз сковывал всех, кроме удивительно выносливых пауков, не обращавшим на него особого внимания.
Поэтому Хуссу, не обращая внимания на утренний холод, терпеливо сидел в выстуженной за ночь спальне рядом с кроватью и точно отгонял от сознания Найла мучительные переживания.
Стоило Найлу только встрепенуться и приподнять голову, как пустынник тоже сразу шевельнулся, настороженная стойка придавала пауку воинственный вид, он еще не осознавал, что произошло поздно ночью, но уже был готов лететь в схватку и защищать душевный покой своего хозяина.
«Ага, пожаловал… Где пропадал так долго, дружище?» — на этот раз пустынник послал в сознание Найла традиционное приветствие, которым они обычно обменивались при каждой встрече.
Естественно, что глухой от природы паук при этом никогда не пользовался обыкновенными словами, генерируя динамические образы-понятия из глубинных центров психики. Но, поразительно, каждый раз во время такой телепатической связи у Найла возникало ощущение, что в эти моменты у него в ушах звучит «голос», причем обладающий своеобразной эмоциональной окраской.
Каждый раз, когда Хуссу передавал в его мозг мысленные импульсы, Найл ясно слышал скрипучий, тягучий, чуть насмешливый и ехидный голос паука.
«Лучше бы я оставался с тобой… — откликнулся Найл. — Лучше бы никуда не ездил… «Беда?» — напряженно спросил паук.
«Беда. Похоже, большая беда!"
«Кровь?"
«Много крови…"
«Смертоносцы? — проницательно заметил пустынник тревожно шевельнулся. Это сделали смертоносцы?"
Ничего удивительного в таком вопросе не было. Последние несколько часов Хуссу сидел у кровати и впитывал бессознательные импульсы, исторгаемые психикой Главы Совета Свободных.
Даже в тяжелом сне Найл не мог отключаться от своих подозрений, и это не могло укрыться от его спутника.
«Кажется, смертоносцы…"
«Будет схватка?… Будем убивать черноголовых?"
«Не знаю… не знаю…"
«Будем! — неожиданно решительно «выпалил» Хуссу и напряженно прогнулся, расставив могучие лапы. Будем рвать черных!"
«Пока подожди… пока ничего не ясно…» — Найл постарался охладить его пыл и успокоить своего воинственного друга, готового уже в эту минуту ринуться в схватку с восьмилапыми гигантами.
Ничего удивительного в таком порыве не было.
Еще с далеких времен Вакена Мудрого, легендарного вождя, на равных боровшегося с пауками-смертоносцами, между этими людоедами и пустынниками полыхала непримиримая вражда.
Серые пустынники, значительно уступавшие в размерах, не только никогда не подчинялись жесткой воле черных мохнатых гигантов, но даже открыто выступали против них, зачастую помогая людям во время той древней войны.