Но подобных казусов в истории КПСС больше не случалось.
– Какой ты старый, Мерлин, – сказала Таня. – Получается, ты ещё при Ромео и Джульетте жил… Но я тебя всё равно люблю, и никакой молодой инженер мне не нужен! Там сплошные минетжеры!
На панинской фирме это слово давно уже стало ругательством.
– А они были счастливы, Мерлин?
– Да, Мелюзина, – сказал Роман. – Очень. И умерли в один день…
В этот день отец и мать сели в новенькую «Волгу» – долго копили, долго ждали очереди за машиной, – «Москвич-402»-то совсем развалился, – и решили для разгону прокатиться на выходные в соседнюю область. Долго уговаривали сына-десятиклассника присоединиться, но для Ромы открылись перспективы устроить на квартире сабантуй с друзьями…
Грузовик (судя по силе удара – «ЗиЛ-130) так и не нашли…
– На пустой дороге! – кричал панинский отец, суровый военком. – Это же явное убийство! Месть партийной мафии! Ничего, мы разберёмся…
Не разобрались. На выпускной вечер пришли все родители, кроме мерлинских…
– Я как отупевший был, – сказал Мерлин. – Не верил. И считаю себя виноватым. Надо было мне поехать… Я долго собираюсь, вот и разминулись бы, глядишь…
– Такие, как ты, вечно считают себя виноватыми, – сказала Таня.
– Такие, как ты, – тоже, – сказал Роман.
О своих родителях она только сказала скупо, что они живут в городе Коврове. Об этом городе Мерлин ничего не знал, кроме того, что там выпускали мотоцикл «Ковровец» с фирменным знаком в виде пары зайцев, глядящих друг на друга…
Глава 11
1
Автобус был вместительный, корейский – просторно, а сидячих мест мало. И номер маршрута какой-то незнакомый. Впрочем, бабушке виднее. Лайбон Киджана пошёл первым, предварительно зачехлив лезвие ассегая. Я подхватил свой рюкзак и «сидор» Арины Геннадьевны, в котором хранились чудодейственные сито и бутылка.
Народу было десятка три – в основном молодёжь. И, кажется, в основном из одного коллектива. То ли школьники, то ли уже студенты… То ли класс, то ли курс…
Я всматривался в одежды и лица, словно надеялся угадать в них суть произошедших без меня перемен. Странные причёски – не панки, не готы, не эмо, но и привычных стрижек не видно, и щетинистых скинхедов не видно, а вот хвостики на загривках у большинства наблюдались… Да, у парней и девушек были очень похожие куафюры – видимо, вернулся унисекс. Только у одной тощей смуглянки с выбритого до блеска черепа свисал шикарный запорожский вороной оселедец, достигавший поясницы. Незнакомые надписи на футболках, странные разноцветные знаки на щеках, на лбах, на предплечьях – но не традиционная блатная порча, не тату-салонные кельтские узоры, не иероглифы… Скорее, наскальная живопись.
Интересно, что скромный наряд лайбона не вызывал ни у кого ни малейшего удивления. Вполне этот национальный прикид вписывался в окружившую нас среду.
Одно оставалось неизменным – целительнице моей никто не пожелал уступить место. Есть, есть всё-таки вечные ценности у нынешней молодёжи…
Ох, не надо бы мне нарываться, да что поделаешь? Натурально, больной я человек, нельзя меня в общество пускать… Тем более в незнакомое общество.
– Молодые люди, посадите, пожалуйста, бабушку, – тусклым голосом сказал я, обращаясь к двум парням, сидевшим в обнимочку.
– Да не трогай их, Лёнечка, пожалей, – громко сказала бабушка Звонарёва. – Нынче, надо тебе знать, парни из экономии заместо девок друг дружку пежут, вот у их попки и болят…
Ох, Арина Геннадьевна! Да ты ещё тошней меня! Таких бы бабушек перед битвой выпускать – задирать противника…
… – Грех содомский, конечно, зато в подоле никто не принесёт, – продолжала развивать тему Геннадьевна.
– Ну дают олдя, – сказал кто-то не то с восхищением, не то возмущаясь.
– Да выкиньте вы старую манду, – сказала тощая брюнетка, которой, кстати, тоже никто не собирался уступать сиденье. – Эй, Ушков, скажи драйверу – пусть остановит! У меня такая же чуть хату не оттягала, с понтом она домовладелец! Водила!
Шофёр, не оглядываясь, заорал:
– Если опять мне весь салон кровью уделаете – провезу до гаража, отмывать сами будете, да!
Ну вот, снова-здорово… Нет, видно, никогда не приспособиться мне в этом прекрасном новом мире… И сонная кондукторша на своём сиденье не пошевелилась. Она общалась с кем-то по мобильнику: