И Турсунджан вторит ему: клянусь скакунами, задыхающимися на бегу… клянусь, что всегда буду соблюдать и беречь этот дувал между нами и Кумри!..
Клянусь скакунами, задыхающимися на бегу… поднимающими пыль под ногами…
И тут Мушфики закрывает глаза и слышит, как ветерок хладит, течет по его щекам, усам, бородке.
И тут он видит, видит тех, тех ахалтекинских, вспыльчивых, переливающихся нетерпеливыми, тугими, атласными кожами жеребцов! Тех шелковых коней!
Тех, уносящих в алую, заревую, беспробудную пыль, тех, уносящихся и уносящих, уносящих навек, навсегда татарку Амадерю!
Тех, поднимающих алую пыль!..
Клянусь, что та пыль до сих пор еще не осела в душе моей, до сих пор она вздымается и носится, до сих пор она жжет мне глаза, та алая пыль!..
Клянусь алыми конями!..
Я не нарушу дувал!
Я не хочу, чтоб они уносились и уносили возлюбленную мою, первую мою, не хочу, не хочу, не хочу, чтоб уносились эти алые, алые, алые кони!..
Клянусь!..
Курился саманный дувал. Турсунджан опустил голову. Круглую, как термезский арбуз.
Веял вешний, сладкий, пряный ветер с цветущих бесконечных урюков.
Роились мириады пчел. Сады жужжали, объятые пчелами.
Сады жужжали, объятые избыточными, тучными, золотыми, медовыми пчелами…
А курился саманный высокий дувал.
А за ним не было видно маковой головки в красном платке.
А Кумри стояла, прижавшись к свежему дувалу.
А у Турсунджана голова круглая, как термезский арбуз…
И она еще кружится!.. Отчего?..
Клянусь алыми конями! Я не нарушу дувал!
Клянусь скакунами, задыхающимися на бегу!..
ЛЕБЕДИ
…В белопенных садах, в белопенных садах,
ой, заблудимся, затеряемся!..
Кто тайком приходит в цветущие урюковые сады и щедро оббивает розовые цветы? Еще не пришло время паденья розовых летучих лепестков. Кто-то сбивает их. Под многими деревьями невинно лежат они. Кто сбивает их? Ночью, под яркой, теплой, разливчатой луной — кто оббивает цветущие урюки? Иль ранним росным утром, когда крепко спят под рваными курпачами-одеяламн садовые сторожа — Турсунджан, Мушфики и Кумри?.. Кто оббивает невинные, беззащитные розовые деревья?.. Кто проливает розовый пчелиный довременный цвет урю-ков?..
…Раннее утро. Свежо и розово в цветущих садах. Мушфики стоит под росными, дымными урюками. Зябко ему от утренней свежести. Но это утро в дымных розовых цветущих, разъятых деревьях! Это юное утро в пенных вешних садах!..
Мушфики босой бежит по садовым, запущенным, густым травам, разбивая ногами алмазную росу, скользя по хрупкому ее скоротечному живому серебру!..
Бежит босой Мушфики под утренними, розовыми, пчелиными урюками, бежит, скользит по серебряной траве, падает в траву, смеется, закрывает глаза, лежит в траве и гребет, гребет руками — и ему кажется, что он плывет, плывет в травяной хрустальной мягкой реке!.. Он плывет по траве!.. Но вся трава засыпана обильными розовыми цветами… Лепестками розовыми, как сосцы далекой уже, ушедшей коровы Уляши — ее пришлось зарезать на поминки чабана Саида… Мушфики плывет в розовой реке палых мягких цветов-лепестков! Мягкие лепестки… Розовые, как сосцы Уляши…
Ах, где ты теперь, Уляша? Где сосцы твои добрые, питающие?.. Где твоя утренняя гахвара-зыбка. Мушфики, над которой, вынув розовую виноградную грудь, засыпала усталая мать татарки Амадери, по-соседски, тайком от мужа, кормящая тебя вместо усопшей матери Кумри-ханум?..
Амадеря, мы вскормлены одним молоком, а ты умчалась на алых прощальных копях!
И вот я плыву, зарывшись, затонув в розовых мягких лепестках… Я — утренний напоенный хмельной теленок в розовой реке! Но еще не пришло время падучих, летучих лепестков… Кто оббивает?.. Кто проливает довременный безвинный цвет?.. Чу!..
Кто там плещется, полощется в розовых ветвях, сметая, сбивая обильные цветы?
Почему бушуют, трепещут, качаются цветущие урюки вокруг?
Может, от ветра, но утро тихое, а деревья шумят, осыпаются, маются…
Какие-то огромные белые существа бьются, вьются, хлопочут огромными белыми крыльями в цветущих ветвях!..
И Мушфики вспоминает слова отца, чабана Саида: в ранних, вешних, пустынных садах плещутся белокрылые, белогрудые осиянные Ангелы Жизни!.. И очень немногим из людей удается увидеть их…
Чабан Саид прожил долгую честную жизнь, но так и не увидел Ангелов Жизни. Он провел дни бытия средь баранов и волкодавов. Может, в дыму кальяна явились ему белогрудые Ангелы Жизни?.. И только чистые душой люди увидят Ангелов Жизни воочию в цветущих утренних садах!..
Только чистые душой люди увидят осиянных Ангелов Жизни…
Мушфики, задыхаясь, бежит по розовым травам к своей кибитке, где спят Кумри и Турсунджан. Он кричит. Он будит их, сонных, пухлогубых. Они выскакивают испуганные, худые, веселые из теплых рваных цветастых курпачей-одеял. Он кричит за дувал: эй, Кумри, вставай! Там, в деревьях, плещутся Ангелы Жизни! Это они оббивают цвет! Скорей одевайся! Они могут улететь — и ты никогда в жизни не увидишь их! Они один раз в жизни прилетают! Сегодня ночь Аль-Кадра, когда ангелы сходят на землю, когда пророку являются последние откровенья!.. И до появленья зари царит в эту ночь мир!.. Быстрей, Турсунджан, не то они улетят, и только палые цветы останутся на земле!.. Быстрей! Бежим!.. Бежим!..
…Ха-ха-ха! Какие же это ангелы?! Это перелетные белые лебеди! Они летят из Индии на север, в страну россов. Они ночуют на серебристых тихих заводях реки Коко. Они прилетают в цветущие сады, чтобы потереться, побиться, почесаться зудящими от птичьих роящихся блох крыльями о розовые острые ветви урюков. Они стряхивают блох о ветви. Поэтому плещутся зудящими, болящими белыми крыльями в цветущих деревьях, и блохи прыгают на светлые цветы, приняв их за продолженье крыльев. Это не небесные ангелы! Это индийские земные лебеди, стряхивающие жгучих блох!.. Ха-ха-ха! Эх, Мушфики-ака!.. Разве у ангелов есть блохи? Поглядите, как прыгают черные блохи по розовым лепесткам!.. Эй, птицы! Бош, бош! Пошли! Пошли отсюда! Хватит губить цвет!.. Мушфики и Кумри, помогите мне прогнать их!.. Бош! Бош!.. Пошли!..
Огромные потревоженные птицы тяжело срывались с ветвей и улетали. Турсунджан и Кумри весело бежали, бежали за ними и звонкими утренними голосами кричали изо всех сил: бош! Бош! Пошли! Пошли отсюда!..
А Мушфики стоял, опустив голову с долгой детской косичкой. Невинная эта косичка означала, что он был единственным сыном в семье. Но семьи-то уже не было. И детства тоже. И косичка была не нужна уже. В этот день Мушфики срезал ее. Он уже не мальчик, а юноша. Он бросил косичку в реку Коко, и она поплыла по быстрым пенным волнам!..
Куда течет река Коко? Куда она уносит косичку его детства?.. Куда?..
…Это не небесные, осиянные, белогрудые, белокрылые Ангелы Жизни! Это индийские земные лебеди, стряхивающие с крыльев жгучих блох!..
…Нет!.. Это были Ангелы Жизни!.. И они улетели, когда Мушфики позвал Турсунджана и Кумри. Они ведь только раз являются людям… Это были Ангелы Жизни… Они оставили розовые цветы, обильные, палые розовые цветы на траве! Мушфики всем телом зарылся в мягкие эти цветы!..
НОЧЬ
…Скоро, скоро тревожная ночь —
Утешенья ничтожные — прочь! —
Не помочь потерявшему разум,
И верблюдам вдали — не помочь!..